ЧАСТЬ 1: ИСТОРИЯ ТОМА НАРВОЛО РЕДДЛА

☺ ГЛАВА 2: МИР ВОЛШЕБНИКОВ ☺


Спалось плохо, то Пиклс всхрапывал громогласно, то часы оглушительно отбивали полночь, то капли дождя изо всех сил принимались колотить по стеклу. Том задремывал ненадолго, резко просыпался вновь, то и дело поглядывал на время, стрелки ползли медленнее черепах.
В раздражении Том накрылся с головой, прикрыл измученные глаза, открыл вновь – настенные часы показывали полпятого утра. Том подскочил как ошпаренный, даже голова закружилась, – чуть не проспал. Собрался заправить постель, да так и ахнул. Постель больше походила на берлогу медведя после зимней спячки: одеяло почти сползло на пол, простыня смялась, скрутилась в тугой жгут, из-под нее смущенно выглядывал полосатый матрац, а подушка и вовсе отыскалась только под кроватью.
Сироты мирно досматривали последние сны, когда Том с двумя книгами под мышкой и потертым чемоданом в свободной руке притворил за собой дверь спальни. На этаже еще тихо, но скоро зазвонит утренний колокол, и сонные дети, зевая, потирая глаза, поспешат на утреннюю молитву.
Сестра Мэри Альма ожидала мальчика у своего кабинета, постукивала каблуками, руки нетерпеливо мяли пузатый саквояж. Том ухватил книги покрепче, чтоб не выронить, испугался, будто перед ним было хеллоуинское привидение. Вместо обыденной рясы, как у всех преподавателей в приюте, на сестре была бордовая мантия и остроконечная шляпа, лихо сдвинутая набок. И все же Стайн не врал, подумал Том запоздало.
Придирчиво оглядев мальчика, сестра недовольно нахмурилась: брюки на коленях протерлись, рукава замшевой куртки, изъеденные молью, заплатаны, белоснежная когда-то рубашка стала серого оттенка. Том виновато потупился, откуда ему взять хорошую одежду? Он же не волшебник.
Дождь закончился еще ночью, теперь же на городок опустилась перина тумана, сырого и промозглого. Когда они вышли за ворота приюта, сестра Мэри Альма оглядела еще безлюдную, окутанную мглой улицу, кивнула одобрительно:
— Хороший туман.
Сизая и мохнатая пелена сонно ворочалась, норовила залезть под рубашку, отнять последнее тепло. Том зябко повел плечами, он ничего хорошего в тумане не видел, впрочем как и домов на противоположной стороне улицы.
Быстрым шагом, будто за ней гнались, сестра направилась вдоль улицы, Том едва поспевал. Иногда бордовая мантия растворялась в тумане, тогда мальчик переходил на бег, старый чемодан больно бил по коленям. Том понятия не имел, куда и зачем они идут. Наконец, когда ему удалось поравняться с сестрой, мальчик спросил тяжело дыша:
— Сестра Мэри Альма, а куда мы направляемся?
— В Лондон. И… Том, будет лучше, если вне приюта Вы станете обращаться ко мне – Крестная.
Мальчик кивнул, пожилая дама в мантии разительно отличалась от вчерашней сестры Мэри Альмы. Сутулые плечи распрямились, словно с них сняли не монашескую рясу, а целую гору, подбородок приподнят, пальцы придерживают мантию так, чтобы по́лы не волочились по мостовой.
За пеленой тумана не было видно домов, что стояли по обе стороны от дороги, потому очень скоро мальчик не мог сказать, где он находится, – в городе или за его пределами.
Далеко за спиной, подобно стону гигантского зверя, донесся колокольный набат, сиротский приют оживал, наполнялся детским щебетом.
Сестра Мэри Альма сворачивала на другие улицы, избегая пятен света от уличных фонарей, шла быстро, гулкий стук каблуков по мостовой разносился далеко, тонул в сизой вате тумана. Он всерьез решил, что Крестная вознамерилась дойти до Лондона пешком, когда та резко остановилась. От неожиданности Том чуть не натолкнулся на нее, древний чемодан тяжело ухнулся на мостовую, рядом с саквояжем.
Мальчик с интересом осматривался. Туманная завеса истончилась, если хорошо приглядеться, он мог увидеть узкие дорожки, вымощенные серым камнем, что ответвлялись от главной дороги, вели к частным домам. Изгороди кустов, что росли вдоль низких заборов, из болотно-серых становились нежно-малахитовыми. Где-то слева, будто подожгли, зарделась белесая пряжа тумана, таяла, стали заметны разноцветные стены ближайших домов. Алое размытое в белом мареве пятно медленно выползало на небо, приобретало ясные черты. Том недоуменно взглянул на Крестную, та беспокойно поглядывала на просыпающееся солнце, под лучами которого, словно весенний снег, таял туман.
Том продрог до костей, от сырого тумана стала влажной одежда, рубашка неприятно липла к телу. От холода в голове стало странно пощелкивать, будто кто-то колотил грецкие орехи об мостовую. Мерный цокот стал громче, теперь он доносился с дальнего конца улицы, что все еще затянут серой мглой. Перестук приближался, в той стороне рыхлая пряжа тумана стягивалась, свивалась в тугие жгуты, приобретала форму. Стали различимы силуэты четырех вороных коней, запряженных в черную, как сама ночь, карету, на спицах скрипучих колес налипли клочья тумана.
Том стоял с открытым от удивления ртом, когда экипаж с тихим скрипом остановился прямо перед ними. Кучер – низенький мужчина с длинными усами, свисавшими ниже подбородка, – вежливо снял цилиндр, поприветствовал ранних клиентов.
— Доброго утречка, мисс Ско́уэлл. Чудесное утро, не правда ли?
Крестная вздернула подбородок, зачастила возмущенно:
— Оно было чудесным пока Вы, мистер Холсмен*, не испортили его своей неподражаемой пунктуальностью. С каждым разом Вы являетесь позже и позже, солнце уже почти встало. А если маглы проснутся раньше, как я объясню свой внешний вид?..
— Прощения просим, – ответил кучер пристыжено, натянул цилиндр до бровей, отчего уши смешно оттопырились.
Мистер Холсмен с молодецкой ловкостью соскочил с облучка, подхватил небогатый багаж. Перевел взгляд на Тома, который с восторгом крутил головой, будто старался увидеть все разом: и четверку коней, и карету с кучером.
— А кто этот молодой человек?
Шляпа на голове пожилой дамы грозно покачнулась. Том не успел ответить кучеру, Крестная решительно подтолкнула его к дверце кареты, на которой красовался герб – два гарцующих коня с крыльями за спиной, внизу надпись «Полуночный Экипаж».
Все еще продолжая отчитывать сконфуженного кучера, Крестная распахнула дверцу кареты. Том с нетерпением заглянул внутрь, карета оказалась намного просторнее, чем он предполагал. По правую и левую стороны, будто в зеркальном отражении, стояли восемь кресел с высокими спинками и широкими подлокотниками, между ними разместились тонконогие столики с лампами. Из-под абажуров лился приглушенный оранжевый свет. Темно-красная обивка стен играла причудливыми тенями, там, где к ней прикоснулся оранжевый свет ламп играли языки пламени, рисовали силуэты таинственных животных и птиц.
От настойчивого толчка в спину Том едва не упал, нога соскочила с первой ступеньки, а следующая сама прыгнула под ноги. Неожиданно оказавшись внутри, Том поспешил отойти в сторону, пропуская Крестную. Изумленно проследил за пожилой дамой, которая преобразилась до неузнаваемости: даже в кресло села, так будто и не кресло вовсе, а трон королевский, не сидит – восседает.
Том выбрал место рядом с окошком, отдернул занавеску, внутрь ворвались дерзкие рассветные лучики. Кресло оказалось великовато, когда Том вскарабкался на него, ноги болтались в воздухе, не доставали до пола. Том поерзал, устраиваясь удобнее, носки ботинок коснулись пола, подлокотники укоротились по длине руки, кресло уже не было большим и неудобным.
Крестная протянула руку к пустому столику, в пальцы угодливо скользнула свежая газета, пахнущая чернилами.
— Право не знаю, что лучше нерасторопный кучер или слепой водитель автобуса? – проворчала Крестная, разворачивая газету.
Том хотел спросить, о каком автобусе идет речь и отчего водитель слепой, но, взглянув на строгое лицо, промолчал.
Снаружи донесся посвист кучера.
— Эх, родимые!
Лихо щелкнул хлыст, карета покачнулась, деревья и фонарные столбы за окном замелькали, как шесты на карусели. Том судорожно сглотнул, желудок медленно пополз к горлу. Том неверным движением задернул занавеску, поспешно отвернулся от окошка. Отчего-то вспомнились крылатые кони на гербе «Полуночного Экипажа», Том мотнул головой, отгоняя непрошеную догадку.
На столике Крестной, где возникла газета, уже стояли блюдце с чашкой. От краев чашки вверх вилась белая паутинка пара, по салону распространился аромат английского чая. Том зачарованно воззрился на свой столик, на котором обосновались чашка чая, розетка с ежевичным джемом и блюдце с подрумяненными тостами. От одуряюще аппетитных запахов рот наполнился слюной, а в животе зарычал голодный зверь.
Пока Крестная увлеченно перелистывала страницы утренних новостей, Том, довольно причмокивая, с нетерпением поглощал тосты. Джем, обильно намазанный на тост, стекал по пальцам. Том с аппетитом слизывал вязкие ручейки, отчего липкими стали даже губы и щеки.
Крестная выглянула из-за газеты, морщинистое лицо брезгливо скривилось, вновь спряталась. Старческие пальцы нервно встряхнули газету, послышалось сдержанное:
— У тебя отменный аппетит, Том.
Том поднял удивленный взгляд на газету, за которой скрылась Крестная, стыдливо оглядел испачканные ладони. Не нашелся ничего ответить, кроме как:
— Спасибо.
Крестная даже газету отложила, недоуменно посмотрела на мальчика.
— Неудивительно, что в приюте у тебя столько неприятелей. Даже позавчера в столовой произошел занимательный случай. Ты что-нибудь знаешь об этом?
Том потупился, но рассказал все, что знал.

***

Позавчера за обедом Том повздорил с Уорлок и Стайном. Поскольку стычки происходили между ними почти каждый день, в этом не было ничего необычного. Но на сей раз, все закончилось более чем странно.
Обозленный Том, перепачканный собственным обедом, со скоростью небесной кометы вылетел из столовой. Повседневная форма была безнадежно испорчена, жирное пятно на весь живот не оттереть вовек.
Довольный своим остроумием Дик Уорлок смеялся недолго. Те, кто сидел рядом, не сразу поняли, что происходит, но Уорлок как-то неловко покачнулся, подпрыгнул. Стюард Стайн недоуменно взглянул на друга. Табурет под Уорлок словно ожил. Сначала, разминая одеревенелые ножки, вертелся на месте, резво подпрыгнул, а затем, словно лихой мустанг, бросился вскачь между столов. Уорлок успел лишь мертвой хваткой вцепиться в ожившую мебель. Дети с криками разбегались в стороны. Взбесившийся табурет не различал дороги, носился кругами по столовой, препятствия, что попадались ему на пути, разлетались в стороны. На крутом вираже вокруг одного из столов деревянный жеребчик извернулся, с него кубарем полетел никчемный седок.
Когда подоспели учителя, столовая представляла собой живописную картину: в беспорядке высились баррикады поваленных столов и табуретов, пол был усыпан черепками битой посуды вперемешку с тем, что должно было стать обедом. Помятые и перепачканные дети толпились возле Уорлок, которому Стайн помогал встать. Злосчастный табурет, как и положено, скромно стоял неподалеку.
До позднего вечера, пропустив ужин, Том просидел в зарослях орешника. Когда вернулся в комнату, рыжий Пиклс шепотом поведал о случае в столовой. Том слушал с интересом, досадовал, что пропустил представление.
Лишь позже, перед сном, Том вспомнил, что прежде чем покинуть столовую зло прошипел: «Чтоб ты с табурета сверзился, Уорлок».

***

Лицо Тома раскраснелось, Крестная слушала молча, кивала понимающе. Несколько раз ему казалось, что старческие губы растягивались в улыбке, но движение было столь неуловимо.
— … Уорлок грозился отомстить, – опустил глаза Том, – он уверен, что табурет испортил я. Но честное слово я ничего не делал!
— Ошибаешься, – возразила Крестная, немного помолчав.
Том открыл было рот, чтобы оправдаться, но Крестная опередила, в уголках старческих глаз собрались хитрые морщинки.
— Ты пожелал.
— Разве этого достаточно?
Крестная медленно кивнула. Том перевел взгляд на полупустую розетку с ежевичным джемом, его любимым. А если бы Крестная села на его место, неужели джем появился бы?
— А джем и тосты появились тоже, потому что я захотел?
— Нет, тут другое. Угадывать желания клиента – одна из особенностей «Полуночного Экипажа». Кроме забывчивого кучера у этого вида транспорта нет недостатков.
Карета мерно покачивалась, за подрагивающими занавесками мелькали неясные очертания домов и деревьев. Том поморщился, избегал смотреть в окно. Он с легкостью назвал бы еще пару недостатков, которых не замечала Крестная.
— Но, Крестная, если достаточно всего лишь пожелать, зачем я отправляюсь в Хогвартс?
— Одного желания мало, Том, – заметила пожилая дама наставительно. – Чтобы претворять замысел в жизнь, необходимо управлять своими желаниями. Иначе ничего не выйдет.
— Но табурет ожил.
— Это единичный случай. С юными волшебниками иногда случаются подобные казусы. Даром волшебства они обладают с момента рождения, но лишь с помощью волшебной палочки, смогут творить настоящие чудеса.
На старческое лицо упал солнечный лучик, отчего глаза заблестели мечтательным желто-зеленым светом.
— Самым замечательным событием в жизни юного волшебника является выбор палочки. От этого выбора во многом зависит его будущее.
— У меня тоже будет собственная палочка?
— Это одно из условий обучения в Хогвартсе.
Улыбнувшись напоследок, Крестная вернулась к чтению газеты.
Том завистливо покосился на газету, до Лондона далековато, подосадовал, что «Мир Магии и Волшебства…» оставил в чемодане. В тот же миг над ухом хлопнуло, на столик плюхнулся увесистый фолиант Снобиуса Грина. Том растерянно посмотрел на липкие ладони, покосился на свои видавшие виды брюки. Только приноровился вытереть, как на подлокотнике кресла услужливо свесилось белоснежное полотенце. Том улыбнулся, этот мир ему нравился все больше и больше.

***

Карета остановилась, снаружи послышались шаги, кучер распахнул дверь, впуская свежесть утреннего города.
— Гостиница «Золотые доспехи»! – объявил кучер торжественным тоном.
Крестная не спеша отложила газету, направилась к выходу. Том поднялся следом, робко выглянул из кареты. Кучер учтиво поклонился, подал руку даме, незаметно подмигнул Тому.
— Мистер Холсмен, распорядитесь отнести вещи в номер.
Том покосился на четверку вороных, запряженных в карету. Крыльев у них не оказалось, но он усомнился, что обычные кони способны одолеть двадцатимильный путь за пару часов.
Прямо под ногами начиналась лондонская мостовая из серого камня, в трещинах и выбоинах. Большой город уже проснулся, улицы были полны спешащих по делам горожан. Свежесть утра смешивалась с запахами кухонь и булочных, возгласы приветствий, стук каблуков по мостовой наполняли улицы жизнью.
Том удивленно распахнул рот и больше не закрывал его. Картина, что предстала его взору, вполне могла служить иллюстрацией в книге сказок. Каким-то чудом на одной из улиц Лондона вырос средневековый замок, над окованными железом воротами висела вывеска «Золотые доспехи». На самих же воротах изображен герб: на черном поле статный рыцарь в золотых доспехах, в его руках копье, на которое, как на вертел, нанизана туша кабана.
По обе стороны от замка теснились невзрачные магловские дома и магазины, мимо сновали прохожие. Они бегло скользили взглядами по замку, будто не замечали вовсе. Том с трепетом взирал на мрачную громаду, больше похожую на крепостное сооружение, нежели на гостиницу. Сходство это дополняли окна в виде бойниц и круглые смотровые башни. Хорошо, что нет насыпного вала и рва, подумал он с облегчением.
У основания серых стен настырно, цепляясь за выступы, вползая в трещинки, рос плющ. Каждое утро его немилосердно выпалывал садовник, и каждое утро плющ рос вновь. Растение веками жаждало покорить каменные уступы, такому упорству можно только позавидовать.
В громадных воротах замка была дверца поменьше, сразу и не приметишь. Возле нее, словно восковая фигура, застыл чопорный человек в одежде герольда.
— Добро пожаловать в «Золотые доспехи», мисс Скоуэлл, – поприветствовал герольд, когда Том с Крестной приблизились.
Внешне строгий замок поразил Тома внутренним миром странных, волнующих образов. На капителях и у подножия колонн, на окнах, на рельефах стен и дверей гнездились кентавры и грифоны, жуткие полуящеры-полуптицы и всякого рода химеры. Эти существа возникали из причудливо сплетенной орнаментальной резьбы, сидели на обрамленьях потолочных балок.
Пока Крестная разговаривала с метрдотелем, Том осматривал других посетителей гостиницы. От ближайшей группы волшебников доносился сдержанный смех, Тому показалось, что слышит французскую речь. Высокий волшебник в темно-синей мантии на ломаном английском попросил у метрдотеля ключи от номера, на что метрдотель вежливо улыбнулся, ответил на немецком.
Напротив стойки метрдотеля чернели четыре пасти каминов, настолько огромных, что в каждом из них с легкостью поместился бы «Полуночный Экипаж» с четверкой вороных и кучером в придачу. На каминной полке каждого блестела начищенная табличка с надписью – «Больница Святого Мунго», «Министерство Магии», «Косой переулок» и «Хогсмит».
С оглушительным хлопком в первом камине внезапно вспыхнуло ярко-зеленое пламя, языки жадно лизнули каминную полку. Из странного пламени возник человеческий силуэт. Полноватый волшебник с лицом зеленоватого, как и пламя, из которого возник, оттенка, отряхивая мантию от каминной золы, тяжело вздыхал и отдувался. Волшебник, неуклюже покачиваясь из стороны в сторону, поплелся к лестнице.
— Том, – позвала Крестная.
Мальчик в ожидании посмотрел на нее.
— Ключ от твоего номера, Том, – сообщила Крестная, протянула ключ с биркой. – Потерять его невозможно, равно как и украсть. Тем не менее, держи его при себе, привыкай к бережливости.
— А где будете жить Вы?
— В номере напротив. Но сегодня у меня еще дела, вернусь поздно. Будь добр, не покидай комнату без нужды. Замок очень большой, даже я не знаю всех его уголков. Обед и ужин тебе подадут в номер, я уже распорядилась. Увидимся завтра, Том.
— Доброго дня, Крестная.
Он проводил Крестную взглядом до первого камина, из которого недавно вывалился полноватый волшебник. Крестная сделала неуловимый жест рукой, высоко взвилось изумрудное пламя, что-то хлопнуло. Том вздрогнул от неожиданности. Когда пламя осело, камин пустовал. Крестная просто исчезла, будто растворилась в зеленом дыме. Наверно Санта Клаус тоже волшебник, подумал Том ошарашено, раз путешествует по каминным дымоходам.
В сопровождении служителя гостиницы Том поспешил в свой номер, сжимая в кулаке заветные ключи. Путь от стойки метрдотеля до своего номера Том не смог бы вспомнить даже под пытками. Повороты мелькали перед глазами, как знойные мушки, близнецы-коридоры петляли, как лисьи следы на снегу. Внезапно перед ним выросла дверь с золотыми цифрами – два, четыре, шесть. Сопровождающий откланялся, безмолвной тенью скрылся за одним из многочисленных поворотов.
Ключ сам скользнул в замочную скважину, щелкнуло. К удивлению Тома его битый жизнью чемодан был уже в комнате, небрежно прислонившись к стене, ожидал хозяина. Том обвел взглядом номер, небольшой, по сравнению с общими спальнями приюта, но тихий и уютный. Самое главное здесь не было никого: ни Уорлок, ни Стайна, ни Пиклса с его ужасным храпом, ни других сирот.
Сердце застучало часто-часто, Том вздохнул полной грудью, с радостным криком бросился на колоссальных размеров кровать. Та даже не скрипнула, привыкла к причудам заезжих гостей. На такой кровати впору спать великанам, а не одиннадцатилетнему мальчику.
Том перевернулся на живот. Напротив кровати – небольшой камин, с заготовлеными сухими поленьями. Дверь за камином вела в ванную комнату. Окно в комнате по размерам могло потягаться с главными воротами гостиницы-замка. Яркий солнечный свет неровно падал на ковер, полог кровати и мебель, отражался от настенного зеркала. Окно выходило на солнечную сторону, как в приюте.
Теперь он в своей комнате. В своей, улыбнулся Том случайной мысли. Эта комната твоя лишь на август, заметил резонно слабый голосок в голове. Но все же это будет самый лучший август в моей жизни, вновь улыбнулся Том.

***

-следующее утро-

В дверь громко постучали. Том с трудом разлепил веки. В дверях его комнаты стоял нескладный парень в одежде пажа, на смешно оттопыренных ушах примостился бархатный берет с красным пером. Такие уши обычно у тех, кто любит подслушивать чужие разговоры, потому как когда попадаются, эти самые уши и дерут.
Том закрыл глаза в надежде, что дурацкое видение исчезнет. Вместо этого ломающийся мальчишеский голос произнес:
— Доброе утро, мистер Реддл. Как спалось?
— Спасибо, хорошо, – буркнул Том, натягивая одеяло на голову.
Комнату пересек глухой звук шагов, послышался шелест открываемых портьер. Том зажмурился: даже под одеялом стало нестерпимо светло.
— Пора вставать! – возвестил все тот же задорный голос. – Завтрак стынет.
Поняв, что лопоухий юноша-паж не сон, Том медленно выглянул из-под одеяла. Тяжелые веки едва разомкнулись, как на глаза попался все тот же нескладный паж.
Паж с интересом разглядывал гостя, на языке вертелся вопрос, но спросить не решался, только смотрел, как сова на мышь, не моргая. Черноволосый мальчик спросонья забавно таращил глаза, стеснительно прикрывался одеялом. Бледное помятое лицо недовольно хмурилось.
Том огляделся в поисках одежды. На стуле, где вчера оставил свое небогатое одеяние, аккуратной стопкой сложены новые брюки и рубашка.
— А моя одежда где? – спросил Том несколько грубо.
— Мисс Скоуэлл велела выбросить.
— Всё?
Паж презрительно скривился.
— Конечно. Такую одежду даже маглы не стали бы носить.
Том ничего не ответил, засопел обиженно. Всего несколько дней назад он был таким маглом.
Паж пялился на Тома во все глаза, нетерпеливо переминался с ноги на ногу. Под этим взглядом Тому было неловко переодеваться. Казалось, назойливый взгляд вот-вот прожжет в нем дыру, размером с рогатую оленью голову.
— Что? – не выдержал Том.
— Кем ты приходишься мисс Скоуэлл? – на одном дыхании выпалил паж.
Том слегка удивился такой бесцеремонности. Но паж в ожидании ответа глаз не отводил. Чтоб хоть как-то отвлечь от своей персоны, Том нехотя ответил:
— Крестником.
— Не знал, что у нее есть крестник. А с кем ты живешь?
— С Крестной, – пробубнил Том, чувствуя, как внутри закипает раздражение.
— Да ну. А я слышал, что мисс Скоуэлл живет в магловском… как его… приюте для сирот. Правда?
— Нет, – соврал Том не задумываясь.
Паж приосанился, взор затянула поволока горделивости, выпятил грудь колесом.
— Я хорошо знаю всех наших посетителей. Мисс Скоуэлл у нас часто останавливается. Она конечно почтенная дама, но уж очень не словоохотливая. Ха-ха. В таких случаях отец говорит, что это я слишком болтлив. Иногда мне от него попадает за это…
Мало попадает, подумал Том с ожесточением. Теперь, когда паж увлекся пересказом свежих сплетен, он смог выскользнуть из-под одеяла незамеченным, цапнул брюки. На миг, покуда стягивал пижамную рубашку через голову, голос пажа затих. Вновь резанул уши.
— …в прошлом году на Хэллоуин не было свободных мест. А гости все прибывали и прибывали. В итоге их оказалось столько, что отцу пришлось наколдовать пристройку. Я тоже помогал. Пристройка заняла две трети сада и была ровно в половину меньше самого замка…
Пока Том натягивал брюки, зашнуровывал ботинки, докучливый паж все продолжал бесконечный монолог. Он, судя по всему, собирался излить весь свой словарный запас. А слов, по-видимому, знал много.
— …идут приготовления к юбилею одной знатной дамы. Мне поручены самые ответственные дела. Да-да. Так вот, я слышал, что эта дама на пятнадцать лет старше, чем утверждает. Представляешь? О том, что она носит парик, я промолчу, потому как это всем давно известно…
— Кому всем? – перебил Том.
Паж недоуменно похлопал глазами. Черноволосый мальчик стоял перед ним уже одетый. И когда только?.. Он и рассказать-то ничего толком не успел.
— Всем добропорядочным семьям волшебников… Кстати о семьях, на званый ужин приглашено более…
У Тома в животе, будто проснулась голодная жаба, недовольно заквакало. Он понял, если в скором времени не избавится от болтуна, день будет безнадежно испорчен.
— Так как насчет завтрака?
— Ах да, – хлопнул себя по лбу паж. – Завтрак! Ты меня так заболтал, что я совершенно забыл, зачем пришел.
Том зло сверкнул глазами: да ему и слова вставить не дали. Паж, не замечая недовольства гостя, принял официальный вид. Руки вытянул по швам, высоко задрал подбородок, отчего бархатный берет едва не свалился.
— Я послан доложить, что Ваш завтрак подан, мистер Реддл. Прошу следовать за мной.
Том облегченно вздохнул. Лишь бы Обеденная зала была неподалеку, иначе его голова распухнет от такого объема информации.
Они не успели уйти далеко. Едва Том запер дверь номера, как…
— Арчи!!! – разнеслось по замку громовое эхо.
Разноцветные витражи на окнах звонко забренчали, ваза с цветами на ближайшем столике хрустнула, фарфор разукрасили трещины. Тома пошатнуло, он непроизвольно прильнул к стене. Рев повторился, еще более громкий.
— Бездельник!!! Ты, где запропал?!
С потолка посыпалась известковая пыль. Ваза на столике звякнула, распалась, подобно открывающемуся цветку, пятью черепками. Осколки посыпались на пол.
Паж подпрыгнул на месте, некрасивое лицо перекосило от страха. И без того угловатая фигура сгорбилась, стала похожа на шахматного коня, плечи нервно подрагивали.
— Это отец, – прохрипел он сдавлено. – Опять влетит…
Паж суетливо огляделся, бросил взгляд на Тома, который изумленно взирал на осколки вазы.
— Придется тебе самому добираться, приятель. Слушай и запоминай. Обеденная зала находится на первом этаже в восточном крыле. Пойдешь по левому… – указал паж на коридор справа от Тома, затем с сомнением покрутил головой, приводя мысли в порядок. Ткнул пальцем в левый коридор. – Нет, по правому выйдет короче. Так вот от огромного, во всю стену, зеркала отсчитаешь семнадцать дверей. Справа от тебя будет такая большая двухстворчатая дверь, на ней грифоны будут… напротив нее еще коридор… Нет, туда сворачивать не надо. Иди дальше. На стенах будут висеть гобелены. После гобелена с единорогами будет лестница. Спустишься на этаж ниже, иди прямо, не сворачивай… комнаты по обеим сторонам. Отсчитай… дцать четвертую дверь… нее… доспехами… лифт… довезет…
Паж уже, не оборачиваясь, бежал в сторону лестницы. Последние слова Том не расслышал вовсе.
____________________________________
* Мистер Хо́лсмен (кучер «Полуночного Экипажа») – модифицировано из horse (англ. – лошадь) + man (англ. – мужчина)
____________________________________

☺ ГЛАВА 3: ХРУСТАЛЬНЫЙ ДРАКОН, ВОЛШЕБНАЯ ПАЛОЧКА И ГОВОРЯЩАЯ ЗМЕЯ ☺


Том проводил взглядом нескладную фигуру пажа. Тот скачками, перепрыгивая по две-три ступени, припустил вниз по лестнице.
— Так двадцать или тридцать четвертая? – переспросил Том уже у пустоты.
Он огляделся: по обе стороны тянулись совершенно одинаковые коридоры с гостиничными номерами. Что-то подсказывало, что прихоть архитектора, обойдется ему не дешево. Том подосадовал, что у него нет компаса, – легче найти восточное крыло замка, чем разобраться в напутствиях пажа.
Но даже с компасом и подробной картой замка, вынужденно признался Том, легче умереть от голода, чем отыскать Обеденную залу. О том чтобы добраться туда ко времени завтрака, нечего и надеяться. Вообще бы добраться…
Том недоверчиво покосился на коридор слева, который чудаковатый паж с перепугу назвал «правым». Мысленно пожелал пажу десяток подзатыльников от сурового отца, ни на секунду не задумываясь, он свернул направо. Голодная жаба в животе уже ором орала, требуя своего.
— Ты-то хоть помолчи, – прикрикнул Том, ворчливо добавил: – Может быть, к обеду доберемся… или к ужину.
Коридор был прямой, как стрела, и темный, как глотка гигантского животного. От факелов в поставцах, торчащих из стен, пользы мало, ровное не чадящее пламя освещало лишь небольшие участки коридора. Двери номеров были настолько одинаковы, что Тому казалось, что он стоит на месте, а коридор движется. Его даже начало мутить. Попробовал считывать номера на дверях, помогало плохо, но так хотя бы знал, что движется он, а не стены. Других ответвлений у коридора не было, Том уж начал сомневаться: верно ли свернул?
После номера «158» коридор резко вильнул вправо, взору открылась хорошо освещенная зала. Том обомлел: вдоль стены залы от пола до высокого потолка сияло зеркало, переливалось холодным серебром. Где заканчивалась зеркальная стена, не видать. Мнилось, ей не было конца.
Том вздохнул облегченно: все же верно свернул.
— Послушай сплетника и поступи наоборот.
Он даже не удивился, что паж перепутал правый и левый коридоры, когда указывал направление. Тот был так перепуган, что немудрено даже свое имя забыть.
Том осторожно приблизился, заглянул за золоченую раму, из зеркала на него украдкой смотрело отражение. У отражения был настолько озадаченный вид, что Том улыбнулся. Убедившись, что вокруг ни души, показал отражению язык. К его величайшему изумлению отражение не осталось в долгу: в отместку скривило не менее обидную гримасу. Двойник из зеркала передразнил изумление на лице Тома, беззвучно расхохотался.
Зеркало – волшебное, догадался Том, как и все в замке. Только теперь он заметил, что его двойник одет иначе: черная мантия с незнакомым вензелем слева на груди. Мантия сильно походила на школьную форму Хогвартса, как на картинках в книге Снобиуса Грина.
Двойник, в волю насмеявшись, хитро прищурился, сделал приглашающий жест, звал Тома пройти вдоль зеркала. Том неуверенно шагнул следом, коричневые глаза неотрывно следили за каждым движением двойника. Тот зазывно махал руками, обезоруживающе улыбался. После дюжины шагов Тому почудилось, будто его спутник стал несколько выше и вроде бы взрослее.
Зеркальная гладь, словно поверхность озера, покрылась рябью. Силуэт двойника размылся, а когда волнения стихли, взору предстал подросток лет шестнадцати, он мог бы сойти за старшего брата Тома. Темные глаза юноши таинственно, будто знал какую-то тайну, поблескивали. Движения его были скупыми и размеренными, но за этим напускным спокойствием чувствовалась готовность дать отпор. С каждым шагом Тома, губы юноши все чаще кривила пренебрежительная ухмылка, такая непривычная после открытой улыбки ровесника.
Том не прошел и десятой доли всего пути, как внезапная рябь вновь тронула зеркало. Теперь там отражался немолодой волшебник в длинной черной мантии, глубокий капюшон раскинулся по плечам. Седина слегка посеребрила блестящие волосы цвета дегтя, бескровные губы плотно сжаты. Волшебник не замечал ничего вокруг, даже Тома, смотрел только вперед, шагал уверенно. Темные глаза скользнули по Тому, мальчик ощутил, как от колкого взгляда повеяло холодом. Даже зимний ветер не так холоден, от него можно укрыться одеждой. Взгляд незнакомца же промораживал насквозь. Рядом с высокой фигурой в плаще Том чувствовал себя ничтожным, будто он – часть интерьера, недостойная внимания Хозяина.
Незнакомец резко остановился, даже пошатнулся. Его тело скрутило судорога, линия рта искривилась от боли, темные впадины глаз озарились багровым пламенем. Том почувствовал, как на затылке зашевелись волосы. Незнакомец безмолвно, как рыба на суше, разевал рот, разил предсмертные проклятья. Завитки зеленого дыма окутали согнутую пополам фигуру. Через миг видение растаяло, на месте, где стоял незнакомец, зеркало с хрустом изрезала паутина трещин. Том с ужасом взирал на свое отражение, искаженное, раздробленное на множество мелких кусочков.
Он бросился бежать, пока зеркало вновь не ожило. Ветер ударил в лицо с такой силой, что плотно зажмуренные глаза заслезились. Он бежал изо всех сил, ноги начали уставать, от натуги заломило все тело. Дыхание вырывалось с хрипами, а злосчастной зеркальной стене все не было конца.
До того, как зеркало кончилось, боковым зрением Том увидел, как в серебристой глади скользнуло отражение, – невысокая детская фигурка в черной школьной мантии. Но Том был слишком напуган, чтобы разглядеть детали, ноги несли его к коридору, что мрачно темнел впереди.
С обеих сторон вновь сомкнулись серые стены, бешено замелькали желто-оранжевые пятна факелов. После странного зеркала, Том был рад темному коридору. Пусть мрачный и холодный, но понятный: в каменных стенах нет ни тайн, ни угроз. Он на бегу отсчитывал двери, а когда поравнялся с семнадцатой, без сил повалился на пол. Ноги гудели от усталости, дышал часто, грудь ходила ходуном, как кузнечные меха, казалось, вот-вот лопнет. Он застонал от боли, от осознания собственной слабости, с усилием перевернулся на бок. Мутный взгляд вперился в массивную двухстворчатую дверь, Том судорожно сглотнул.
На дубовой двери, как и говорил паж, были вырезаны фигуры двух грифонов. Том, как не обессилел, невольно отодвинулся. Тела чудовищ переплелись в смертельной схватке: острые, будто стальные клинки, когти вонзались в тело противника, клювы распахнуты в устрашающем кличе. Потерянные в пылу битвы перья ореолом окружали грифонов, зависли в нескончаемом полете. Выпученные янтарные глаза распаленных борьбой полуптиц-полульвов недобро косились на мальчика. Звериная ярость была настолько умело воплощена в резьбе, что Тому показалось, будто слышит гневный клекот, но уже наяву.
Разгоряченную спину щекотнул неприятный холодок, Том чуть шею не свернул, так резко обернулся. Напротив двери с грифонами чернел провал коридора, ни один даже самый крошечный огонек не освещал его. Из темноты веяло сквозняком, будто в конце коридора была открыта дверь в царство Госпожи Зимы. А может быть иной госпожи… и иного царства…
— Идти дальше, – вспомнил Том. – Паж сказал, идти дальше… Не сворачивать.
Он с великим трудом воздел себя на ноги, те, словно киселеобразные, не желали держать. Шаг за шагом он удалялся от разъяренных животных и комнаты, что те стерегут. Что послужило причиной раздора чудовищ, осталось загадкой, ответа на которую Том не желал знать. Возможно, грифоны спорили, кто преданнее охраняет тайник за дубовой дверью. Плечи сами собой передернулись, Том посочувствовал смельчаку, что отважится покуситься на сокровище грифонов.
Дальше коридор посветлел, под самым потолком затейливой мозаикой мерцали окна, собранные из разноцветных стеклышек. Серых стен как не бывало, их убогость скрыли огромные прямоугольные полотнища. Гобелены, а это были именно они, пестрили многообразием средневековых сюжетов, что воспевали бродячие сказители. Но к досаде Тома древние мастера, все до единого, ткали белого парнокопытного оленя с лошадиной гривой и винтообразно закрученным рогом на лбу.
— Да здесь же все гобелены с единорогами! – возмутился он. – Бездарности, друг у друга подглядывали что ли.
Единорог изображался в тихом лесу или в клетке из тонких прутьев, сражающимся с разъяренным львом или с людьми и их псами. Сияющую белизну животного оттеняли цветущие луга, по которым бежали серебряные ручьи. Нитки, которыми вышивались гобелены, в основном окрашивали в синий или красный цвета. Иногда к ним добавлялись серебряные и золотые нити.
Меж тем гобелены давали лишь слабое представление о благородстве и волшебной силе единорога, мастерам не удалось передать этого. Том с грустью вспомнил резьбу с грифонами, умелец создавший их был искусней. Или дело не в искусности, а в том какие изображаются чувства. Ярость описать легче, нежели великодушие, она проста. Ярость присуща каждому, и королю, и нищему.
Все же произведения ткачей настоящее чудо, вынужденно признал Том. Гобелены были достойны самых изящных дворцов, самой изысканной публики, но по чьему-то допущению или по прихоти пылились в пустынных коридорах.
Так незаметно для самого себя Том дошел до лестницы, что вела на нижние этажи. Краем глаза он заметил, что далее по коридору был просвет, там угадывалась еще одна лестница.
— Тупица! – чертыхнулся Том.
Во второй раз за утро Том вспомнил пажа добрым словом. Где-то внутри медленно, как взвар в котле, закипал праведный гнев. Ругая всех и вся, он направился к лестнице, что была ближе.

***

Замок словно издевался над ним. Каждый коридор заканчивался тупиком, а стоило вернуться к развилке, чтобы выбрать иной путь, упирался в еще один тупик. Решив, что выбрал все же неверную лестницу, Том пытался найти ту, что вела к Обеденной зале. Но потерпел еще одно поражение, лестницы как не бывало.
Тому чудилось, будто коридоры оживают: одни внезапно возникали перед ним, другие сразу же смыкались за спиной. Серые холодные стены давили со всех сторон, в звенящей тишине слышались странные голоса и шорохи. Вконец измотавшись своими страхами, Том свернул в незнакомый коридор, побежал.
Коридор внезапно кончился. В глаза брызнул яркий свет: солнечные лучи, проникая сквозь сказочные витражи, расчертили просторную залу радужными полосами. В центре залы высилась двенадцатифутовая статуя дракона из горного хрусталя. Солнечные лучики игриво скользили по хрустальным чешуйкам волнистого змееподобного тела, отчего дракон казался то огненно-красным, как заря, то темно-синим, как морская пучина. Казалось, тело дракона собрали из частей принадлежащих различным животным: туловище змеи, рога гигантского оленя, два сомовьих усика по краям головы, львиная грива вокруг шеи, на подбородке и на каждом локте. Крыльев дракон был лишен. То ли не выросли, то ли хрусталя не хватило.
Во всем облике зверя чувствовалось поистине императорское спокойствие, только наблюдательный уловил бы буйный нрав. Когтистые трехпалые лапы с силой впивались в гранит, готовые в любой момент раскрошить на мелкие кусочки.
Возле хрустального дракона, спиной к Тому, на низкой скамье сидел мальчик с волосами цвета спелой пшеницы. Спина мальчика была выгнута дугой, он бережно склонился над чем-то. Том шумно вздохнул, наконец-то встретил хоть кого-то, а то уж стало казаться, будто замок безлюден.
Золотоволосый обернулся на шум, брови изумленно взметнулись вверх.
— За тобой гнались призраки?
Том резко, будто и впрямь ожидал погони, обернулся, коридор был пуст и темен, замедленно повернулся к мальчику.
— Нет. С чего ты взял?
— Вид у тебя потрепанный, – оглядел его мальчик. – И запыхался, будто обежал всю Англию…
Том вспыхнул, щеки предательски заалели.
— Никто за мной не гнался! Я искал… я осматривал достопримечательности замка.
— Бегом? – ухмыльнулся мальчик.
— Я торопился, – насупился Том.
Золотоволосый кивнул с отсутствующим видом, вернулся к своему занятию, потеряв к незнакомцу всякий интерес.
Том с выражением любопытного туриста на лице, убрал руки за спину, оглядел залу. Вдоль стены расположился ряд с холодным оружием, здесь было все: от легкого стилета до фламберга, клинки покрыты письменами, изрезаны невиданными цветами и завитушками, ножны и эфесы усыпаны драгоценными камнями, увиты узорами из золота.
Он по дуге стал обходить хрустального дракона, краешком глаза поглядывал на золотоволосого мальчика. Теперь Том мог рассмотреть, чем тот занимается. На коленях мальчика лежал альбом для рисования. На белоснежном листе карандаш выводил тонкие линии, те перекрещивались, вились в узор. На листе рождался силуэт дракона, бледная тень того, что восседал на постаменте, искрился, величественно жмурился от солнечного света.
Том закусил губу от досады, когда в животе тихо не заурчало. Быстро глянул на золотоволосого, что сосредоточенно водил карандашом по листу, по-детски округлые щеки разрумянились. Спросить, как пройти в Обеденную залу, Том не решался, вместо этого остановился у стенда с обмундированием, неподалеку от золотоволосого мальчика, стал с повышенным интересом рассматривать рыцарские доспехи с алебардой.
— Разве в замке есть призраки? – словно невзначай спросил Том.
Мальчик, совсем забыв о чужом присутствии, поднял на него недоуменный взгляд, будто услышал немыслимую глупость.
— Призраки есть везде, особенно в старых замках… – убежденно ответил он, немного помолчав, добавил: – Даже в Хогвартсе.
— В Хогвартсе? – заинтересовался Том. – Ведь это школа.
— Ну и что? Никто их не спрашивал, где и как они хотели умереть.
Во взгляде мальчика что-то неуловимо изменилось. По лицу пробежала тень, он даже альбом отложил, Том не сводил с него недоуменного взгляда. Брови золотоволосого поползли на лоб, нижняя губа безвольно подрагивала.
— Т-т-там…
Глаза мальчика полезли из орбит, тыча пальцем куда-то за спину Тома, прошептал заикаясь:
— Там п-п-прив-вид-дение…
Том обернулся настолько молниеносно, что поскользнулся на надраенном до блеска полу. Уже заваливаясь на бок, он попытался ухватиться за настенную портьеру, та ответила рвущимся звуком, в кулаке остался только небольшой клочок. Плечо больно ударилось о твердое, послышался металлический, словно рассыпали сотню кастрюль, звон. Части рыцарского доспеха с оглушительным дребезжанием, как горошины, раскатились по полу. Из железной рукавицы выскользнула алебарда, с хищным свистом впилась в хрустальную лапу дракона.
Улыбка мелькнувшая было на лице золотоволосого мальчика, мигом исчезла, в глазах промелькнуло страх. Алебарда с жадным хрустом впивалась в плоть дракона, алчущие трещины поползли опутывать величавый торс. Дракон, подобно снеговику под лучами весеннего солнца, опадал сверкающими осколками, через мгновение на месте статуи высилась бесформенная груда хрусталя.
Том с трудом приподнялся на локтях, в голове все еще гудело, спина горела от боли.
— Где?.. – ошарашено крутил он головой. – Где оно?..
— Что? – не понял мальчик.
— Привидение.
— Какое к черту привидение?! – отмахнулся мальчик. Он причитал возле осколков дракона, опустился на колени, подбирал кусочки, надеясь собрать, как мозаику. – Не было никакого привидения!
Том с бестолковым видом посмотрел на него.
— Но ты сказал…
— Ты что не понимаешь?! Ты разбил Императорского Дракона! – причитал мальчик, все еще не веря в содеянное.
— Это не я, это алебарда, – попытался оправдаться Том.
В дальнем коридоре послышались поспешные шаркающие шаги.
— Что там происходит?! – раздался гневный женский голос.
Том, еще не понимая почему, живо вскочил на ноги, тело само юркнуло за ближайшую портьеру. Успокаивая сердцебиение, услышал удивленный окрик:
— Чародеи всемогущие, ты что натворил?!
— Это не я… – Послышался сбивчивый голос золотоволосого. – Это мальчик…
— Ах, мальчик?!
— Ой!..
Том осторожно выглянул, полная женщина в широком переднике и с закатанными по локоть рукавами методично драла золотоволосого за ухо. Лицо мальчика перекосило от боли, он безуспешно пытался вырваться, ухо наливалось пунцом.
— Пустите… это сделал не я, честно.
Том окинул взглядом место происшествия, ну и натворил же он дел. Среди мерцающих осколков Том различил полуприкрытый хрустальный глаз дракона, тот взирал с укором, словно вопрошал: за что? Том не в силах вытерпеть этого взгляда вновь укрылся за портьерой, щеки пылали, коснись – ожжешься.
— Вот паршивец-то! – бранилась женщина. – Ишь чего удумал! А ну как я твоим родителям расскажу… идем-идем… там уж не отвертишься.
Женщина потащила мальчика к тому же коридору, из которого некоторое время назад возникла. Том дождался, пока их шаги несколько удалятся, осторожно выбрался из укрытия, бегом, перепрыгивая осколки, бросился вдогонку. Если он правильно понял, передник, что был на женщине, обычно носят кухарки. А где кухарки, там и Обеденная зала.

***

Здесь было легче сориентироваться. Поскольку первый завтрак плавно перетек в завтрак второй, проживающие в «Золотых доспехах» волшебники неспешно направлялись к Обеденной зале. Тому не составило труда вклиниться в общий поток. На него бросали любопытные взгляды, но сейчас это волновало меньше всего.
Обеденная зала при желании могла вместить все население Англии и две трети Ирландии, а уж накормить можно было жителей всего северного полушария. Как голодные блохи на псе, по зале мельтешили официанты, суетливо лавировали между столиками, услужливо кланялись. Из множества круглых столиков с белоснежными скатертями Том пытался разглядеть тот, за которым сидит Крестная.
— Не подскажите, где столик мисс Скоуэлл? – окликнул Том пробегающего мимо официанта.
— Во-о-он за той колонной.
— Благодарю.
Том не знал, как выглядит со стороны, но, судя по взгляду, которым окинул его официант, Крестная одарит таким же. Стараясь на ходу привести себя в порядок, провел пятерней по волосам, поспешил к столу, что указал официант.
Крестная смотрела, как обычно, строго. Под этим взглядом Том всегда чувствовал себя виноватым, даже если знал, что никаких проступков за ним нет. Или есть?.. Только он не помнит, не считает проступками. Том мысленно чертыхнулся, этот взгляд вселял в его сердце сомнение: верно ли поступает?
— Ты заставляешь себя ждать, Том.
Том пропустил упрек мимо ушей, случайно подметил, что старческая по-цыплячьи тощая, грудь вздымается часто, словно Крестная прибыла недавно, опередив его лишь на доли секунд. Еще не отдышалась.
— Все дети одинаковы, – вздохнула Крестная со страдальческим видом.
На желтом от усталости лице морщины стали заметнее, со вчерашнего дня витает в заботах, печется об единственном крестнике. Том, желая перевести тему, невинно поинтересовался:
— Сегодня мы отправимся в Министерство Магии?
— Боюсь, что нет, Том. Волшебный мир сейчас охвачен заразительнейшей из болезней, – поморщилась Крестная презрительно, укладывая салфетку на колени. – Синдром «Первого сентября» называется, слышал когда-нибудь?
Том отрицательно покачал головой, голодным взглядом покосился на завтрак. С конца прошлого лета, когда война переползла на территорию Англии, питание в приюте стало невыносимо скудным, порой, когда машины с продовольствием опаздывали, дети ложились спать голодными.
Том едва не застонал от нетерпения, от блюд перед ним вился дурманящий аромат.
— Юные волшебники отправляются учиться, – объясняла Крестная терпеливо. – А их родители, бабушки и дедушки, дяди и тети, всевозможные кузины и кузены толпами носятся из одного магазина в другой, чтобы спровадить свое ненаглядное чадо в школу. Министерские служащие в свою очередь тоже родители, дяди или тети, потому-то работа выходит на второй план. На мой взгляд, такие хлопоты бессмысленны, не так уж велик список школьных принадлежностей. Но таких как я никто никогда не слушает.
Крестная обидчиво поджала губы, но продолжала:
— Министерство я посетила вчера, тебе эти хлопоты ни к чему. Нам же пора заняться покупкой школьных принадлежностей. Что-то подсказывает мне, если в ближайшие дни не пройдемся по Косому переулку, прилавки опустошат.
На старческом лице мелькнуло некое подобие улыбки. Заметив кого-то в толпе, Крестная вдруг резко посерьезнела, сурово оглядела Тома, что невозмутимо уплетал завтрак.
— Том, к нам идет мистер Руквуд. Будь добр, не причмокивай во время еды и… помалкивай.
— Доброе утро, мисс Скоуэлл, – приветствовал галантный волшебник средних лет.
— И вам доброго утра, мистер Руквуд.
— Готовите юного волшебника к обучению?
Том почувствовал на себе внимательный взгляд незнакомца, что ощупал от кончиков волос до пяток. Ничуть не смутившись, Том продолжал поглощать завтрак, не удостоил мистера Руквуда даже взгляда.
Теперь Том на собственном опыте мог проверить пословицу: голод – лучшая приправа. Обыкновенная овсянка, на которую в приюте и глянуть бы побрезговал, сейчас стремительно уничтожал, ложка мелькала, как крылья мельницы. За ушами трещало так, что разговор взрослых Том почти не слышал, словно они сидели не рядом, а на том конце залы.
Крестная тоже посмотрела на Тома, пожаловалась:
— С этим всегда столько хлопот.
— Как я Вас понимаю, – посочувствовал мистер Руквуд, присаживаясь к столу. – Мой сын в этом году тоже отправляется в Хогвартс.
— О, неужели? Поздравляю, у Вас чудный мальчик.
Мистер Руквуд прокашлялся, было видно, что ему приятна похвала, но не желал этого показывать. Вновь посмотрел на черноволосого мальчика, что за обе щеки уписывал теперь уже пирог с овощами.
— Мой чудный, как Вы изволили выразиться, мальчик водит дружбу с внуком Долохова. Слышали о таком?
— Кто ж об этом бесёнке не слышал?!
— Так и мой не отстает! Что не день – бедствие. Намедни таких дел натворил, что теперь в приличном обществе появиться совестно.
— Отчего же так.
Мистер Руквуд, словно невзначай, огляделся по сторонам, пригнулся к столу. Крестная невольно подалась вперед, даже Том стал жевать листья салата несколько тише. Может быть, это отец того золотоволосого мальчика, которого он встретил у Хрустального дракона?
— Слышали о происшествии на юбилее миссис Уимбек? – спросил мистер Руквуд почти шепотом.
Том облегченно вздохнул, принялся за пирог с мясом. Крестная поспешно отпрянула, желто-зеленые глаза стали похожи на две плошки, изумленно вытаращились на мистера Руквуда.
— Помилуйте, но ведь никто не видел виновника.
— Не видел, – вздохнул мистер Руквуд, – но все знают. Впрочем я тоже не видел, но как отец догадываюсь.
Вскоре мистер Руквуд откланялся, ссылаясь на неотложные дела, поспешил уйти. Крестная вздохнула с облегчением, сердито прикрикнула на Тома: мол, вел себя недостойно, ногами под столом болтал, вилкой без нужды тарелку скоблил. Том не стал уточнять, что означает вести себя достойно, тайком, пока Крестная отвернулась, сгреб в карман горсть галет.

***

Крестная буквально затолкала Тома в один из четырех огромных каминов гостиницы, надпись над которым гласила «Косой переулок», зашла сама, вопросительно глянула на него.
— Готов?
К чему, хотел спросить Том, но не успел. От порошка, что Крестная бросила под ноги, взметнулось изумрудное пламя. Том приподнял подбородок, языки пламени окутали все тело, теперь щекотали шею, жжения не чувствовал, только в носу засвербело. Началось что-то невообразимое, Том в бессилии лишь крепче стиснул зубы. Почувствовал лишь, что земля ушла из-под ног, а перед глазами, как в театре действия, замелькали незнакомые комнаты, только декорации сменялись уж очень быстро.
Его с силой тряхнуло, Том не удержался на ногах, чихая и отплевываясь дымоходной золой, кулем повалился на деревянный пол. Комната, в которой они оказались, была проста и аккуратна, походила на магазин одежды, вдоль стен ровными рядами выстроились одетые манекены. Из глубины комнаты выбежала полная розовощекая женщина, невысокая, она ловко семенила им навстречу. Пухлые ручки обхватили Крестную, которая пыталась сопротивляться, женщина защебетала радостно:
— Мэри, сестрица! Сколько веков не виделись?! Где же…
Толстушка замолчала на полуслове, когда увидела Тома, растрепанного и перемазанного сажей, больше похожего на чертенка, чем на мальчика. Женщина смотрела на него круглыми, как блюдца, глазами, ослабила объятья, Крестная поспешно вырвалась, оправила мантию.
— Пресвятой Винсент, – всплеснула толстушка руками, – неужели это… Том?! Подумать только, как похож на мать, просто вылитый.
— Не пори чепухи, Дотти, – одернула Крестная жестко. – В нем от Салли, как в курице от павлина… Черноволосый, как и отец. А глаза? Или тебе, кузина, память изменяет?! У Салли они были серыми.
Толстушка умоляющими глазами воззрилась на кузину.
— Смилуйся, Мэри. Ну, хоть что-то от Салли в нем есть. Он ведь волшебник как никак.
Крестная недовольно повела плечом.
— Разве что это. Ты так и будешь нас держать у камина?.. Если сию же минуту мне не предложат чашечку ароматного чая, я оскорблюсь.
— Ох, ну конечно, конечно, – засуетилась толстушка. – Проходите. Том, милый идем.

***

На свежий воздух Том выбрался сияющий, как новенькие золотые галлеоны, что приятно оттопыривали карман. Тетя Дотти наотрез отказалась выпускать Крестную, пока та отведает ее утренней стряпни. Крестная, как показалось Тому, не особенно противилась, но когда тетя Дотти вознамерилась накормить вторым завтраком и его, вспылила. Велела кузине подобрать для Тома сносную мантию, высыпала на стол золотые, серебряные и бронзовые монеты.
Том повел плечами, бодрящий ветерок приятно колыхал подол мантии, темно-коричневой, тетя Дотти подбирала под цвет глаз. Магазин тети Дотти был одним из множества других, что ютились вдоль серой ленты мостовой, это место волшебники попросту называли Кривым переулком. Том в последний раз оглянулся на вывеску магазина тети Дотти – «Sco-Well’s clothes*», бодро зашагал по проулку.
Косой переулок был заполнен до отказа, над крышами магазинов поднимался беспокойный шум и гвалт. С высоты птичьего полета улица походила на бурную реку с пестрыми водами, что журчала на перекатах, закручивалась бурунами, ежесекундно меняла направление. Чистое лазурное небо походило на низкий купол, казалось, протянешь руку и коснешься, на своде возникали редкие белесые ленты облаков, тотчас таяли от легкого дуновения ветерка.
Перед глазами мелькали разноцветные мантии, накидки, плащи, от прохожих пахло засушенными травами, домашней выпечкой, благовониями и еще чем-то незнакомым. Волшебством, определил Том. Несколько раз на глаза попадались маглы, как дети, так и взрослые, вели себя привычно, как если бы прохаживались по обычным магловским магазинам Лондона. В новой одежде он почти не выделялся из толпы обитателей переулка, разве что огоньки любопытства в глазах выдавали.
В этой толчее Том налетел на кого-то, поспешно обернулся, чтобы извиниться, да так и обмер с открытым ртом. По спине пробежали холодные мурашки, перед ним стоял старик в помятых пропыленных лохмотьях. Скрюченная, как вопросительный знак, спина, седые неопрятные волосы космами падали на плечи и лоб, из-под кустистых бровей на Тома таращились острые, как ножи, маленькие глазки.
— Смотри куда идешь, щенок! – рявкнул старик беззубым ртом. Присел, узловатые пальцы цепляли с мостовой оброненные по вине Тома книги.
— П-простите, сэр, я случайно, – неловко извинился Том, помогая собирать книги.
— Ничего не бывает случайно! И ты здесь не случайно. – Старик подозрительно огляделся, спросил хриплым полушепотом: – А может быть ты один из них? Из этих выродков, что позорят всех добропорядочных магов?!
Том невольно отстранился, взгляд у старика был настолько безумный, что казалось вот-вот набросится, только дай повод.
— Я нет… я не из них, – оправдывался Том, еще не понимая, кто такие «они».
Но старик уже не слушал, подобрав последнюю книгу, прихрамывая ковылял к запущенного вида книжной лавке. Та больше походила на старую картонную коробку, размокшую от дождя, стены покосились, крыша чудом держалась, в грязной витрине зияли дыры с острыми краями.
— Они уже везде… – остерегал невидимого собеседника старик, не переставая оглядываться вокруг. – Думают, что надели мантии, взяли в руки палочки, так стали волшебниками. Им никогда не стать настоящими волшебниками, я им не позволю…
Том непроизвольно передернул плечами, слова старика туманны, но угрозу в них услышит и глухой, а устрашится даже мертвый. Взгляд невольно упал на мостовую, в пыли лежала одинокая книга в невзрачной обложке.
— Сэр, постойте! – спохватился Том. – Вы обронили книгу…
Он осекся, почувствовал, как волосы на голове зашевелились. Старая, как и ее хозяин, книжная лавка исчезла. Вместо замызганной многовековым слоем грязи и пыли витрины блестели прозрачные стекла, на ветру слегка поскрипывала вывеска кузнечных дел мастера. У распахнутой двери, лениво прислонившись к косяку, стоял дюжий мужик в фартуке кузнеца, солнце задорно играло на обнаженных плечах.
Том подошел ближе, с непониманием уставился на витрину, в которой выставлено все: от обычного гвоздя до витиеватой кованой решетки.
— Что-то ищешь, парень? – улыбнулся кузнец приветливо.
Том спросил с неуверенностью в голосе:
— Сэр, на этом самом месте была книжная лавка. Ветхая, с покосившейся дверью и разбитой витриной. Ее владельцем был старик с длинными седыми волосами. Не знаете, где он?
Кузнец обвел свой магазин ошарашенным взглядом, вновь взглянул на Тома.
— Странно, что ты спросил… Здесь и впрямь была книжная лавка. Она принадлежала какому-то выжившему из ума старикашке. Только тебе-то, откуда это известно? Лавку продали моей семье, сразу после смерти старика, с тех пор не меньше тысячи лет минуло.
— Тысячи?.. Но я же…
Том невольно отступил, вдруг кузнец подтрунивает над ним, но тот смотрел серьезно, даже обеспокоено, мохнатые брови сошлись на переносице. Наконец кузнец недовольно крякнул, зябко повел дюжими, будто вытесанными из гранита, плечами.
— Шел бы ты отсюда, парень. Неровен час беду накликаешь.
Уговаривать не пришлось, Том сам был рад покинуть странное место. Выбросить книгу он не решился, вдруг случится вновь встретить того безумного старика, кузнец мог ошибиться. Однако в пестрой толпе волшебников, как не вглядывался, сутулая фигура в лохмотьях больше не мелькала. Книга, которую обронил старик, оказалась вовсе не книгой, а толстой тетрадью в черном кожаном переплете, потемневшие страницы, как Том успел мельком заметить, покрывали неровные чернильные строчки.
Том остановился возле неприметного магазина с потускневшей от солнца вывеской: «Семейство Олливандер – производители волшебных палочек с 382-го года до нашей эры». Здание, на взгляд Тома, выглядело так, будто избегало ремонта с этого самого 382 года до нашей эры. Он выудил из кармана желтый лист пергамента, сверился со списком.
— Одна волшебная палочка, – прочел вслух.
Едва Том переступил порог, перед ним возник волшебник средних лет с копной всклоченных волос, необычные ясные глаза с улыбкой смотрели на Тома.
— Добрый день!
Том хотел что-то спросить, но не в силах оторвать взгляда от странных глаз, забылся, так и застыл с открытым ртом.
— Я…
— Вам нужна палочка? Я верно понял?
Том лишь кивнул, поспешно закрыл рот. Движения волшебника были несколько суетливы, как у подмастерья в первый ответственный день работы, но тот продолжал радостно улыбаться.
— Я мистер Олливандер и сейчас мы подберем тебе самую лучшую палочку в Англии. – В его руках возникла длинная линейка с серебряными делениями. – Ты кто?
— Том.
— Нет, – неловко рассмеялся мистер Олливандер, – левша или правша?
— Правша.
Прежде чем Том успел опомниться, мистер Олливандер стал измерять его линейкой, будто хотел снять мерки для новой мантии. Как показалось Тому, волшебник сильно нервничал, будто обслуживал своего первого клиента, руки тряслись, несколько раз едва не выронил линейку. Наконец мистер Олливандер оставил его в покое, загадочно улыбнулся.
— Теперь начинается самое интересное…
Мелодично звякнул дверной колокольчик, Том обернулся. На пороге в растерянности замерла девочка, щеки внезапно окрасил яркий румянец, торопливо отвела взгляд, но Том успел увидеть синие миндалевидные глаза. Тому почудилось, будто на девочке дождевик, запоздало понял, что это волосы. Они жемчужным водопадом укрывали плечи, едва не доходили до колен. Неожиданная посетительница неверными шагами попятилась к стене, наткнулась на старомодную тумбу, потревожив облако пыли, застыла в нерешительности, как восковое изваяние.
Неловкое молчание разорвал оживленный голос мистера Олливандера.
— О, мисс Бо́умен, добрый день. А я Вас заждался! – воскликнул он. Ясные глаза лукаво сощурились. – Проходите, я мигом, только подберу палочку молодому человеку.
Девочка внимательным взглядом шарила по стенам, на Тома смотреть избегала, пальчики беспокойно теребили локон. Она так и осталась стоять рядом с пыльной тумбой, незаметная и тихая, словно не дышит вовсе.
Мистер Олливандер поспешно скрылся в лабиринте шкафов с многочисленными коробочками, лишь по шороху меж стеллажей Том догадывался, где тот находится. Шаркающие шаги то удалялись и стихали в самой глуби магазина, то раздавались где-то рядом, за соседним стеллажом. Мистер Олливандер вынырнул неожиданно, из-за стеллажей с противоположной стороны. Его наполовину скрывала гора прямоугольных коробочек с волшебными палочками, что нес в руках.
Том чувствовал, что рука вот-вот отвалится, но мистер Олливандер с завидным упорством подавал все новые и новые палочки. За то немногое время, что был в магазине, Том узнал все разновидности древесины, из которой изготавливают волшебные палочки, разобрался чем вяз лучше дуба, уяснил какими свойствами обладают перо дракона, шерсть феникса и сердце единорога… Или наоборот шерсть дракона, а перо единорога, тогда сердце… Эх, да разве все упомнишь.
Мистер Олливандер озадаченно чесал затылок, смешно ероша волосы и без того похожие на мочалку. Перед ним возвышался ворох из коробочек, опробованных волшебных палочек и оберточной бумаги.
— Ничего не понимаю. Может партия бракованная?
Том потирал занемевшие, теперь похожие на куриную лапку, пальцы. Взгляд непроизвольно упал на бархатную подушку на краю стола, на ней лежали две палочки, отполированные, совсем новенькие.
— А это что за палочки? – полюбопытствовал он.
— О, это особые экземпляры! Я еще не успел их опробовать…
Мистер Олливандер продолжал что-то объяснять, а рука Тома уже сама собой потянулась к одной из палочек. Дерево ожило под его пальцами, делясь заветным теплом. Он отработанным жестом взмахнул палочкой, с самого кончика которой посыпались красные с золотым искры. Том от неожиданности зажмурился.
— Поразительно! – захлопал в ладоши мистер Олливандер. – Кто бы мог подумать?! Тринадцать с половиной дюймов, тис и перо феникса. Блестяще! Очень мощная, крайне своенравная палочка, не думал, что удастся найти для нее волшебника. А вот ее сестра…
Мистер Олливандер бережно взял вторую палочку с бархатной подушки, любовно погладил.
— Одиннадцать дюймов, остролист и перо феникса. Жаль разлучать тебя с сестрой… разве что… Мисс Боумен, пойдите-ка сюда!
Девочка от неожиданности вздрогнула, все еще не веря, что обращаются к ней, робко подошла к мистеру Олливандеру. Дрожащие девичьи пальцы приняли палочку, Боумен взмахнула ей, но ничего не произошло.
— Досадно, – опечалился мистер Олливандер. – А я был почти уверен… Что ж палочке виднее.
Девочка с трепетом разглядывала палочку в руках Тома, бросала на мистера Олливандера несмелые взгляды.
— Не расстраивайся, и тебе подберем, – подзадорил мистер Олливандер.
Покинув магазин Олливандера, Том едва сдерживался, чтобы не стать размахивать волшебной палочкой направо и налево. Останавливала мысль о возможных результатах, если уж без палочки смог оживить табурет, то теперь вдвойне опасен и для окружающих, и для себя самого.

***

Том старательно избегал аптек, отводил взгляд от зазывных вывесок книжных лавок. Ноги сами несколько раз сворачивали к магазинчикам, в витринах которых поблескивали телескопы, пузатые котлы, изящные клепсидры и астролябии, но Том заставлял себя проходить мимо. Он зайдет туда, но позже, когда посетит зоомагазин. Выбора домашнего питомца Том ожидал с нетерпением вот уже несколько дней.
Он задержался у магазина с задорной вывеской «Бестии и Животинки. Индивидуальный подбор фамилиара на основе Вашего гороскопа и расположения созвездий». Том в предвкушении толкнул дверь зоомагазина, в нос ударил пряный запах кошачьей шерсти и птичьего корма, что после свежего утреннего воздуха казалось почти зловонием.
Чего тут только не было. К голосам посетителей примешивались урчание пушистых кошек, писк потревоженных мышей и уханье сов, ленивое шипение змей и кваканье пузатых жаб. Даже молчание пучеглазых рыб и мохнатых пауков казалось необычным.
— Папочка, давай возьмем вот этого, – плаксиво упрашивала рыжеволосая девочка.
Мужчина лишь развел руками, не в силах отказать дочери. Девчушка с радостным визгом полезла в коробку, извлекла истошно пищащий пушистый комочек, такой же рыжий, как она сама.
Две пожилые дамы придирчиво выбирали жабу, немолодой продавец никак не мог им втолковать, что бородавок от жаб не бывает. Крепкий волшебник с видом знатока склонился над стеклянными банками с пауками, что-то негромко шептал, будто говорил с ними.
Группа малышей прильнула носами к аквариуму с радужными рыбками, восторженно указывали пальцами на самых красивых.
— Ух, ты, смотри какая! – воскликнула девочка с ямочками на щеках. – У нее чешуя бирюзовая с изумрудным оттенком.
— Нет, моя все равно лучше, – серьезно возразил невысокий мальчик. В руках он держал округлый аквариум, в котором плескалась коралловая с золотым отливом рыбка.
Том тоже с интересом понаблюдал за плавными танцами пурпурных рыбок, неспешно двинулся дальше.
— Да уймись же ты!
Возле большой клетки с совами, пыхтя и толкаясь, боролись два мальчика. Старший, на вид ему было лет пятнадцать-шестнадцать, силился оттащить от клетки меньшого, который пытался всучить лакомство сонной сипухе. Потревоженная птица возмущенно ухала, огромные желтые глаза с изумлением уставились на мальчиков. Младший мальчик не обращал внимания ни на помехи со стороны старшего, ни на сопротивления сипухи, он упорно рвался сделать доброе дело – накормить птицу. Лицо мальчика раскраснелось от усердия, завитушки волос растрепались, в глазах горит азарт. Старший мальчик изловчился, отвесил взлохмаченному юнцу звонкий подзатыльник, тот коротко вспискнул, но сдался, позволил оттащить себя от клетки с совами.
Старший мальчик, в который раз без нужды приглаживал волосы, выглядел не на шутку рассерженным. Младший тяжело вздохнул, упрямо наклонив голову, выслушивал нравоучения, на клетку с совами бросал досадливые взгляды. Том подметил, что мальчики очень похожи: у обоих ярко-голубые глаза; каштановые волосы, курчавые и всклокоченные – у младшего, коротко остриженные – у старшего. Должно быть, братья, решил он.
— Ж-ш-шарко, – прошелестело совсем рядом.
Том удивленно огляделся, вновь совсем близко вздохнуло. Том с изумлением понял, что звук исходит из небольшого террариума с ярлыком «Ancistrodon halys**», в котором, скрутившись бездвижными кольцами, дремала змея. Террариум был полностью залит солнечным светом, что беспрепятственно проникал через витринное стекло. Продавец, увлеченный многочисленными покупателями, совсем позабыл о пресмыкающихся, что живьем изжаривались на солнце.
Треугольная, похожая на нос корабля, голова с усилием приподнялась, змея издала шипящий звук. Том неуверенно приблизился к террариуму. Чешуя змеи была цвета мутной болотной воды, длинное тело исчертили коричневые поперечные полосы. Змея медленно открыла один глаз, вертикальное веко без особого интереса оглядело Тома, глаз бессильно закрылся.
— Простите, Вы что-то сказали? – спросил Том.
Теперь змея уставилась на него обоими выпуклыми глазами, Том почувствовал себя глупо: говорить со змеями – это уже слишком.
— Ты понима-аешь? – удивилась змея.
— Вроде бы, – пожал плечами Том. Он сам был удивлен не меньше змеи.
Треугольная голова слабо кивнула в сторону витринного окна.
— Занавес-с-ска.
Том перегнулся через террариум, едва не упал, но задернул почти выцветшую занавеску. Часть террариума заволокла тень, в которую с благодарным шипением переползла змея. Том вдруг почувствовал взгляд, что впился между лопаток, поспешно обернулся. За ним наблюдал мальчик с взъерошенными волосами, ясные голубые, как воды молодого ручья, глаза искрились любопытством. Мальчик поспешно теребил брата за рукав мантии, что-то бессвязно лепетал, указывал на Тома пальцем.
Том торопливо отступил от террариума, с непринужденным видом, будто и прежде стоял здесь, замер возле клеток с грызунами. Здесь же на деревянном нашесте сидел, нахохлившись и подобрав лапы, крупный потрепанный ворон. Ворон, похоже, спал. Глаза были затянуты пленкой, голову втянул в плечи, от чего походил на насупленного петуха. Том сделал вид, что заинтересованно рассматривает ворона.
Рядом мгновенно возник хозяин магазина, губы растянуты в услужливой улыбке. Такая улыбка озаряла лицо хозяина, когда спешил избавиться от залежалого товара, каковым сейчас являлся ворон. Птицей мало интересовались покупатели, что доставляло немало забот.
— Отличный выбор, молодой человек! Перед вами уникальный экземпляр говорящего скандинавского ворона.
От громкого голоса ворон вздрогнул, пленка с глаз мгновенно исчезла. Черные, как угли, маленькие глазки некоторое время испытывающе буравили Тома, затем ворон тряхнул пернатым телом, нагнул, будто в приветствии, голову, из горла вырвалось хриплое карканье.
— Кор-р-рникс.
— Корникс***? – переспросил изумленный Том.
— О, да так он сам себя называет, – стушевался продавец, затем почесал затылок в задумчивости, смущенно улыбнулся. – Надо признаться, я несколько удивлен. Корникс не любезничает с покупателями. Обычно молчалив, как чучело, – не поймешь то ли жив, то ли помер, – а Вам даже представился… Говорит он редко, но, как говорится, метко. Пустой болтовни от него не услышите.
— Я слышал, во́роны долго живут.
— Что верно, то верно. Я точно не знаю, сколько проживет Корникс, но в нашем магазине он более двадцати лет. И судя по всему, он еще ворон хоть куда. От деда я слышал, что во́роны живут по сто лет, а иной раз и по все сто пятьдесят.
Том еще раз внимательно оглядел птицу. По черным, как и волосы самого Тома, перьям скользили синие искорки. Ворон в свою очередь тоже приглядывался к Тому, поворачивал голову то одним боком, то другим.
— Сколько вы за него просите?
— Только учтите, ворон – птица вольная, – пояснял продавец, довольно потирая руки. – В клетке он сидеть не станет, но могу предложить нашест из дуба за полцены.
— По рукам.

***

Правое плечо приятно оттягивала сумка, забитая школьными учебниками, на левом же устроился Корникс. Ворон, что годами бездвижно сидел в душном магазине, теперь казалось, жаждал наверстать упущенное, больно мял когтистыми лапами плечо. В первые минуты, когда Том покинул зоомагазин, Корникс вел себя беспокойно, вытягивал шею, теребил его за ухо. На свое счастье Том вспомнил о галетах, что стащил после завтрака из Обеденной залы. Корникс уничтожил все до последней крошки, но не угомонился, черные глаза-бусинки с жадностью разглядывали все вокруг.
Том с легкостью нашел дорогу обратно, но чем ближе был магазин тети Дотти, тем короче становились его шаги. Опыт общения с Крестной подсказывал, что за покупку бесполезного ворона не стоит ждать похвалы. Игнорируя табличку «Закрыто», Том юркнул в магазин. Из подсобного помещения доносились голоса, он как можно тише приблизился к двери, отчетливо услышал слова Крестной.
— …забот мне мало на старости лет.
— А что же Реддл? – вопрошала тети Дотти. – Он хоть знает о существовании сына.
Том замер в ожидании ответа, почти перестал дышать, даже Корникса придержал за клюв, чтоб не щелкал.
— Знает, а проку? – послышался раздраженный голос Крестной. – И слышать ничего не желает ни о покойной жене, ни о здравствующем о сыне. Последний раз, когда его видела, так от меня едва не крестом отмахивался, принял меня за вампира или еще какую нечисть. Они же в этом ничего не смыслят, одно слово – маглы.
Том живо представил, как Крестная презрительно скривилась.
— Им что чародей, что гоблин, а суп солонее не становится.
— Бедняжка Том, – вздохнула тетя Дотти. – Как же он теперь жить-то будет…
— Как все, – урезонила кузину Крестная. – С сентября по июнь будет учиться в Хогвартсе, оставшиеся месяцы жить в приюте.
— А маглы ничего не заподозрят?
— Нет, не должны. Ровесники-маглы вниманием Тома не жалуют, даже не заметят его отсутствия. А Отец Настоятель убежден, что Том обучается в специальной магловской школе.
Тетя Дотти еще раз горестно вздохнула, Том решил, что уже пора оповестить о своем присутствии, с силой надавил на половицу под ногами, пока та не заскрипела. Скулящую дверь специально отворял медленно, чтоб услышали Крестная и тетя Дотти.
— А мы уж заждались, – воскликнула тетя Дотти, засуетилась, как мальчишка застигнутый врасплох в чужом саду с яблоками за пазухой.
В мгновение ока на столе возникла еще одна чашка, в следующий миг в ней источал приятнейший аромат горячий чай. Том неуверенно топтался у двери. Крестная смерила презрительным взглядом ворона на его плече.
— Это что за чучело?
Корникс нетерпеливо закопошился, когда тетя Дотти выложила в вазочку галеты, больно зацарапал когтями плечо. С шелестом распахнулись крылья, ворон черным пятном спланировал на белоснежную скатерть, когтистые лапы застучали по столу. Ворон повернул голову боком, окинул блестящим глазом Крестную, хрипло каркнул.
— Кор-р-рникс. Кор-р-рникс.
Тетя Дотти приглушенно охнула, глубже вжалась в кресло, лицо стало белее снега. Крестная же проявила бо́льшую выдержку: неспешно отсела от птицы, спросила непринужденно:
— Кто простите?
— Корникс, – ответил за ворона Том.
— Значит, Корникс? – Крестная с опаской оглядела ворона, брови сошлись на переносице. – Какая безрассудная расточительность, Том! Вот уж не ожидала от тебя такого. Было бы практичнее купить сову, та хоть письма разносит, а этот пернатый… только клещей.
— У него нет клещей, – заступился Том.
— Неужели?
— Мэри, ну что ты, в самом деле! – подала голос перепуганная тетя Дотти. Она все еще недоверчиво смотрела на Корникса, но румянец уже возвращался на щеки. – По-моему птица благородная и… умная. Может, если приучить, он со временем станет носить и почту.
Крестная удивленно приподняла бровь, кивнула снисходительно.
— Ну, как знаете. А в чем ты повезешь его в школу?.. Том, ты купил клетку?
Том виновато опустил глаза, молча выудил нашест, что прятал все это время за спиной.
— Всемогущая Моргана, – всплеснула руками Крестная, – ну ничегошеньки нельзя доверить. Все материно состояние в один день прокутит… Помяните мое слово.
Том голову опустил еще ниже, как сыч, надулся. Тетя Дотти с сочувствием поглядела на него, на кузину. Прямо сердце разрывается, не знает, кого первым пожалеть.
— Вороны умные птицы. Говорят, хозяина чуют, даже если тот на другом конце света.
Крестная бросила на кузину прожигающий взор, обидчиво поджала губы, проговорила со все возрастающим раздражением:
— Ты что нарочно перечишь? Я слово скажу, ты – два в ответ.
— Еще чайку́, Мэри? – ласково защебетала тетя Дотти, суетливо подхватила чайник. –Хочешь, засахаренной брусники принесу?
— Брусники не надо, не люблю сладкое, – пробурчала Крестная нехотя, – а от чая не откажусь.
Том облегченно вздохнул, гроза миновала.
____________________________________
* Мой перевод звучит так: «Одежда Скоуэлл – отличная одежда».
** Обыкновенный щитомордник.
*** Ко́рникс (фамилиар Тома) – от лат. – ворон.
____________________________________

☺ ГЛАВА 4: ПЕРВЫЕ ДРУЗЬЯ ☺


— Тебя встретят на вокзале, Том, – напутствовала на прощание Крестная.
«Полуночный Экипаж» тронулся, прежде чем Том спохватился спросить, кто будет этот встречающий и как они узнают друг друга. Теперь же он затравленно озирался по сторонам, бесполезный билет на «Хогвардс-Экспресс» безжалостно скомкан в руке.
Большая стрелка вокзальных часов неумолимо приближалась к двенадцати, а человек, который должен был его встретить так и не пришел. Сперва Том сам пытался найти платформу со странным номером 9¾: все у кого он спрашивал либо недоуменно разводили руками, либо возмущались, думая, что мальчик дурачится. Ситуация становилась безвыходной.
Отчаявшись найти пресловутую платформу, Том просто стал ждать, по спине холодными пальцами щекотал страх, суета на вокзале «Кингс Кросс» усугубляла положение. Суетливые маглы напоминали безликих мокриц, что панически разбегаются в стороны, когда приподнимаешь камень. Презрительная гримаса исказила лицо Тома, одежды маглов такие же серые, как тельца мокриц, звуки шагов похожи на шуршание волосатых чешуек. Из плена неприятных размышлений его вырвал существенный толчок в бок.
— Смотри куда идешь, – огрызнулся Том, оборачиваясь к обидчику.
Перед ним стоял худощавый мальчишка. Пепельные волосы, острый вздернутый нос, тонкие губы и живые стального цвета глаза делали мальчика похожим на корабельную крысу.
— Извини… что мало задел, – ухмыльнулся обидчик, критично оглядел Тома. – Ты, я полагаю, Реддл.
Лицо тощего время от времени презрительно кривилось, будто жевал целиком лимон, слова выплевывал, словно цедру. Том сердито насупился, в коричневых глазах разгорались искорки ярости. Так вот ты какой, долгожданный встречающий, подумал Том со странным чувством злобы.
— Смотря, кто интересуется.
Плечи тощего нервно дернулись, будто от внезапного удара. С усилием отвел взгляд от темных глаз, кивнул в сторону больших вокзальных часов – те показывали без десяти одиннадцать.
— Идем, иначе опоздаем на поезд. Билет при тебе?
Том нехотя разжал кулак, явленный на всеобщее обозрение смятый клочок бумаги и был билетом на поезд. Губы тощего насмешливо изогнулись.
— Поня-ятно… – хмыкнул он. Сделал знак следовать за ним, через плечо бросил: – Хорошо, что вовсе не выкинул.
Ближайшая толпа расступилась, тощий мальчик, не оглядываясь на Тома, ловко юркнул в брешь в неспокойном, шумном море маглов.
— На вокзале нет платформы с номером 9¾… я уже искал, – крикнул Том безнадежно.
Новоявленный проводник отчего-то решил, что он главный, Том остервенело пнул свою тележку, та лишь обидчиво скрипнула. Хотелось топтать перрон, кричать вдогонку тощей спине что-нибудь обидное, но не двигаться с места, не идти, как послушная коза на привязи. Том какое-то время в бессилии наблюдал, как худощавая спина скрывается в толпе. Тихо ругнулся и бросился догонять, упорно теснил локтями надоедливых маглов, толкал нарочито тележкой.
Тощий мальчик, словно не замечал общей толкотни на перроне, юрко проскальзывал между маглами и их громоздкими багажами. Стальные глаза что-то выискивали, голова крутилась то налево, то направо. Когда тощий круто повернул голову, Том заметил, что губы того слабо шевелятся, будто повторяют заученную детскую считалочку.
На девятую платформу пришел поезд, маглы засуетились пуще прежнего, теперь спешили занять свои места в вагонах. На какое-то время Том потерял из виду своего проводника, перед глазами мелькали лишь тусклые одежды маглов. Когда же увидел вновь, тощий остановился и призывно махал рукой.
— Здесь, – указал тощий на стену, когда приблизился Том.
— Где?
Том недоуменно покрутил головой. Перед ним был разделительный барьер из красного кирпича, по левую сторону от которого расположилась девятая платформа, по правую – десятая. Возможно, здесь должна располагаться дверь на потерянную платформу, но, он не видел ни дверного косяка, ни ручки. Рот тощего растянулся в улыбке, когда перехватил недоумевающий взгляд Тома.
— Он каменный, – попытался оправдаться Том.
— Это для магла он каменный, а вот для настоящего волшебника – не препятствие, – ядовито заметил тощий и начал объяснять. – Я пойду первым, повторяй за мной и не ошибешься. Не смей останавливать или сомневаться, лучше всего разбежаться. Если совсем худо, закрой глаза, и еще… прежде чем проходить через барьер осмотрись вокруг, маглы не должны этого видеть.
Сказав это, тощий быстрым шагом направился к барьеру, а через мгновение исчез, словно слился с кирпичной кладкой. Том зажмурился, мотнул головой, пытаясь стряхнуть морок, когда открыл глаза, стена из красного кирпича была на месте, целая и невредимая. Огляделся, на вокзале кроме него исчезновения мальчика никто не заметил, посадка на поезд с девятой платформы шла полным ходом.
До барьера не больше семи шагов, Том зажмурился до рези в глазах, сделал первый шаг, тележка, будто испуганная гусыня, жалобно скрипнула.
— Для настоящего волшебника – не препятствие, – прошептал, словно заклинание.
Четвертый шаг… Седьмой… На миг, словно заложило уши, смолкли звуки вокзала, затем тишину вспорол резкий стон паровозного гудка. Том вздрогнул от неожиданности, распахнул глаза. Прямо перед ним блестел алыми боками паровоз, из высокой трубы с пыхтением вырывался пар. Такой паровоз привычнее видеть на витрине магазина игрушек, от которого даже метлой не отгонишь любопытную детвору.
— Давай живее, – послышался раздраженный окрик.
Тощий проводник нетерпеливо топтался на месте.
На платформе 9¾ царила суета. Волшебники что-то весело смеялись, давали последние наставления и обнимали детей на прощание. В эти минуты они ничем не отличались от маглов, что остались по ту сторону барьера, но Том не желал видеть этого сходства. Восхищение распирало грудь, рвалось наружу, Том едва не подпрыгивал от восторга, готовый объять весь мир, даже тощего мальчишку.
— А как тебя зовут? – спросил он, как можно более непринужденно.
Тощий окинул его долгим взглядом, дивился переменам в поведении Тома, хмыкнул.
— А́вгустус. Пошевеливайся, нужно успеть найти свободное купе.
Том дернулся следом, в колене отозвалось острой болью, неловко налетел на свою тележку, неповоротливая, она мешала идти. Он отстал, стараясь не потерять из виду Августуса, прислонил тележку к колонне, забрал чемодан. Почти сразу догнал Августуса.
— Ты чего отстал? – спросил тот.
Том не ответил, взгляд прилип к золотоволосому мальчику, что решительным шагом приближался к ним. Мальчик пер, как лось в весенний гон, смотрел тяжело, исподлобья. Том невольно сглотнул, почувствовал себя чем-то вроде красного лоскута перед мордой разъяренного быка. Августус вопросительно уставился на золотоволосого, что преградил им дорогу.
— Тебе чего Грандчестер?
— От тебя ничего, – процедил золотоволосый сквозь плотно стиснутые зубы.
В глазах золотоволосого пылал безрассудный праведный гнев, Том невольно прищурился, почти физически ощущал жар на лице. Краем глаза Том заметил левое ухо золотоволосого, тут же пожалел. Неестественно оттопыренное ухо, совсем непохожее на братца-близнеца, оно еще помнило недавнюю трепку. Том поспешно, даже слишком поспешно, опустил глаза, уголки губ против его воли поползли вверх. Золотоволосый подозрительно сощурился, затем неожиданная догадка отразилась в глазах, к лицу прилила тяжелая кровь, отчего левое ухо и вовсе запылало пунцовым.
Августус настойчиво шагнул вперед.
— Тогда уступи дорогу, мы спешим.
Золотоволосый даже не глянул на него, до хруста в суставах сжал кулаки.
— Иди, ты мне не нужен.
Августус с непониманием посмотрел на Тома, тот рассматривал свой чемодан, губы еле заметно шевелились, то ли шептал что, то ли неумело прятал улыбку.
— Я не знаю, какие у вас счеты с Реддлом, но ты выбрал неподходящий момент. До отправления остались считанные секунды, к тому же мне хотелось бы найти купе.
Золотоволосый дернул плечом, хотел ответить резкое, но смолчал, на лице отразилась гримаса досады. К ним подбежала запыхавшаяся девушка лет пятнадцати, на вороте черной мантии серебряной звездочкой блестел значок с большой буквой «С». Девушка несколько раз глубоко вздохнула, выравнивая дыхание, сурово свела тонкие брови, вздернула четко очерченный подбородок, отчего стала похожа на строгого учителя.
— В чем дело, Грандчестер?
— Ни в чем, – угрюмо буркнул золотоволосый. – Мы беседуем.
Девушка подозрительно оглядела разномастную компанию, возразила строго:
— Беседовать будете в Хогвартсе. Займите свои места в вагонах, поезд вот-вот тронется.
Золотоволосый исподлобья зыркнул на девушку, но та, по-видимому, не собиралась уходить пока не убедится, что ее наставление выполнили. Золотоволосый нарочито прошел как можно ближе к Тому, словно случайно задел плечом, Том пошатнулся, но устоял, услышал злой шепот:
— Желаю попасть в Пуффендуй.
Даже когда золотоволосый скрылся в толпе, Августус продолжал смотреть ему вослед, проговорил с живым восхищением:
— Ого, такой злобной рожи я даже на иллюстрациях «Бестиария» не видел. Чем ты его допек? Какой солью суп пересолил?
— Хрустальной… – прошептал Том с досадой.
— Что?
— Да так ничего. Ты знаешь его?
Августус безразлично пожал плечами.
— Это Инимикус Грандчестер*. Он мне не приятель, если ты об этом. Виделись пару раз на приемах и празднествах волшебников.
Том непроизвольно оглянулся, слова Грандчестера никак не шли из головы, спросил с неуверенностью в голосе.
— Августус, что плохого в Пуффендуе?
Августус внимательно посмотрел на него, сокрушенно покачал головой.
— Да-а, а дуб-то был высоким.
— Какой дуб? – не понял Том.
— С которого ты рухнул! Что плохого в Пуффендуе? – передразнил Августус. – А что хорошего? Там только тупицы учатся. Хотя… Грандчестер в чем-то прав, ты только для Пуффендуя и годишься.
У Тома вдруг появилось острое желание вернуться в приют, там он привык к неудачам и насмешкам, но стать изгоем и в Хогвартсе было выше его сил. Том тяжело вздохнул, быть может, повезет попасть на другой факультет.
Им все-таки удалось пробраться в один из вагонов, дело оставалось за малым. Августус шел первым, попутно заглядывая в каждое купе в поисках свободного. У одной двери на миг задержался, а потом припустил, как ужаленный. Когда Том поравнялся с той дверью, из купе вывалился рослый конопатый мальчик с рыжевато-каштановыми волосами. Том едва успел увернуться: крепко сложенный малый вполне мог размазать его по стене, даже не заметив.
— Не проходи мимо, Ру́квуд, – гаркнул конопатый вдогонку Августусу, не замечая Тома.
Августус замер, спина ссутулилась, но когда обернулся, на лице сияла доброжелательная улыбка.
— Извини, не заметил.
— Ну да, – сощурился конопатый недоверчиво. – А чего ж деру дал? Я для тебя купе придержал, зайдешь?
Августус хотел было возразить, что купе пустует по другой причине, но весь побелел, замотал головой:
— Нет, спасибо. Мне прошлого раза хватило. К тому же я не один!
Конопатый только теперь заметил черноволосого мальчика, что пытался обойти его украдкой, темно-карие глаза внимательно оглядели Тома с головы до ног.
— Я тебя раньше не видел.
— Том Реддл, – с готовностью протянул руку Том.
Конопатый хмыкнул, ответил крепким рукопожатием.
— Антони́н До́лохов, – представился он, тряхнул руку Тома так, что едва не вывихнул. – Прошу любить и жаловать. Слушай, Реддл, хочешь, покажу свое новое изобретение?
— Антонин, нам некогда, – воспротивился Августус.
Продолжая криво ухмыляться, Антонин сжал руку Тома так, что тот с ужасом услышал, как захрустели его косточки. Том скривился от боли, закусил губу, чтоб не вскрикнуть, часто закивал. Антонин улыбнулся от уха до уха, не размыкая рукопожатия, затянул, как болотная трясина, Тома в купе.
— Долохов, – завопил Августус дурным голосом. – Прекрати немедленно, иначе позову старост.
Вместо ответа из купе выглянула довольная конопатая физиономия, возразила невозмутимо:
— Зови. И расскажи о досадном инциденте на юбилее миссис Уимбек. Им будет интересно.
— Что? – опешил Августус, бросил лютый взгляд на детей, что толпились в коридоре, выглядывали из соседних купе.
Августус влетел в купе, возмущенно размахивая руками, бледное лицо пошло красными пятнами.
— Это же была твоя идея!
— А кто об этом знает? Будь добр дверь закрой.
— Если ты… – пригрозил Августус, но дверь закрыл. – Если мой отец узнает…
— Не пи́сай, не узнает, – отмахнулся Антонин, полез на полку с багажом. – Ты же знаешь – я могила.
Едва Антонин приоткрыл чемодан, изнутри выпрыгнула огромная пучеглазая лягушка с белесым пузом, на оливково-бурой скользкой коже расплывались неясные тёмно-бурые пятна. Лягушка приготовилась громогласно квакнуть, но из утробы вырвался странный звук, напоминающий мычание. Антонин бесцеремонно ухватил лягушку за склизкую лапу, сунул обратно в чемодан. Августус недоверчиво прищурился.
— Ага, могила… Моя могила! А на надгробной плите напишут: «Он связался с Долоховым и теперь он здесь. Покойся с миром, любимый сын».
Антонин брезгливо поморщился, бросил через плечо:
— Ой, только не начинай опять.
Разминая онемевшие пальцы, Том недоуменно смотрел на Августуса. Тот жался к двери, будто выжидал момента удрать, бросал боязливые взгляды на Антонина и его чемодан. Тому на миг показалось, что Августус опасается содержимого чемодана гораздо больше, нежели самого Антонина.
— Вот, – повернулся Антонин.
Каждая веснушка на его лице сияла, словно майский первоцвет. В ладони Тома упал вытянутый предмет в глянцевой обертке с блестками. Августус поспешно попятился к двери, уперся в нее лопатками, спросил опасливо:
— Что это?
— Рождественская шутиха**, – вздохнул Том разочаровано. Он ожидал увидеть что-нибудь необычное, волшебное.
Августус нервно икнул, перевел ошалелый взгляд на Антонина.
— Т-ты… ты, где ее взял? В магазине Ловкача?.. А деньги?!
— У деда из кабинета стащил.
— А если заметит? – ужаснулся Августус.
— Ой, ли, – всплеснул руками Антонин. – Третий год таскаю – ничего, а тут прям – заметит. Скорее небеса упадут на землю.
Том без интереса вертел шутиху, подергал за тоненький крученый шнурок.
— Э-э-эй, – отскочил Антонин. Темно-карие глаза с недоверием и опаской следили за руками Тома. – Ты с ней полегче, приятель. За шнурок… э-э… не дергай.
Том изумленно посмотрел на Антонина, куда только делась его хваленая удаль, наглая ухмылка. Августус весь позеленел, вдохнул, а выдохнуть забыл. Антонин и Августус вели себя странно, один гордился, а другой опасался обычной магловской шутихи, Том попробовал объяснить.
— Она же не опасна, внутри простое конфетти.
Антонин недоуменно посмотрел на Тома.
— Что такое конфетти?
— Маленькие цветные кружочки из бум… пергамента.
— А-а-а, – небрежно махнул рукой Антонин. – Этот мусор я выкинул. Так и не понял, зачем он маглам. Там начинка моего собственного приготовления!
От того, каким тоном Антонин это сказал, Тома пронял озноб. Желания подергать за шнурок во второй раз не возникло. Он на вытянутых руках, бережно положил шутиху на сидение, отсел. К Августусу возвращалось привычное самообладание, с сомнением покосился на шутиху, спросил требовательным тоном:
— Что в ней?
— Увидишь, – улыбнулся Антонин загадочно.
— Не нравится мне это…
Антонин, не слыша причитаний Августуса, откинулся на сидение, с таинственным видом уставился в потолок.
— Хогвартс запомнит день поступления Антонина Долохова.
— Как бы этот день поступления не стал днем отчисления, – заметил Августус с невинным видом, присел рядом.
—Умный, да? – глянул Антонин косо. – Что ж ты такой умный все время на месте происшествия попадаешься? Вон и лицо кривишь, когда садишься. Отец отходил?
— Не твое дело, – огрызнулся Августус. – Если бы не ты со своими сумасбродными идеями, я бы никогда не оказался на месте происшествия.
— Идеи у меня гениальные, это ты все портишь своим невезением. Оно за тобой по пятам, как тень, ходит.
Августус кивнул на шутиху.
— Это тоже одна из твоих гениальных идей?
— Ты еще не видел эту малышку в действии…
Дверь в купе неожиданно распахнулась, на пороге возник мальчик лет пятнадцати. Том удивленно ахнул, это был один из мальчиков, которых встретил в зоомагазине. Теперь мальчик одет в черную школьную мантию, ворот, как и у строгой девушки на перроне, украшал серебряный значок с буквой «С».
Августус растянул рот в широкой белозубой улыбке, его пальцы тем временем прятали шутиху Антонина в полах мантии.
— Привет, Се́нектус***. Как дела?
Локти мальчика, которого назвали Сенектусом, упирались в дверные косяки так, что его мантия закрывала вход. За его спиной копошилось и пыхтело, но Сенектус делал вид, что не замечает.
Юноша критически оглядел купе, пронзительные голубые глаза остановились на Августусе.
— Учти, Руквуд, Хогвартс – не детская песочница, потому все младенческие игрушки надо оставлять дома.
— Ну что ты, Сенектус, я никогда… ты же меня знаешь.
— Знаю, – подтвердил Сенектус неуверенно. – И отца твоего знаю.
Августус вздрогнул всем телом при упоминании об отце. Удовлетворенный эффектом Сенектус обратился к притихшему Антонину:
— К тебе это тоже относится, Долохов.
Антонин и носом не повел, с интересом смотрел в коридор, его губы растянулись в хитрой улыбке:
— Рикрофт, у вас в семье все такие зануды?
Сенектус бросил на Антонина гневный взгляд, но ответить не успел. Оттеснив его в сторону, в купе протиснулась взъерошенная курчавая голова, на раскрасневшемся лице блеснули ярко-голубые глаза.
— О-о-о, не все, – возликовал Антонин. Громко провозгласил: – Вот он достойный представитель почтенного семейства Рикрофт. Привет, Элджи! Тебя что тоже в Хогвартс?!
Взлохмаченный мальчик, не заметив иронии, наивно улыбнулся.
— Привет, Антонин.
Сенектус побагровел, вновь одарил Антонина убийственным взглядом, недовольно прикрикнул на брата:
— Элджи, я кому велел в купе сидеть? Что ты за мной, как собачонка, бегаешь?
Элджи, не обращая внимания на возмущения брата, – не впервой – быстро оглядел присутствующих. Голубые глаза широко распахнулись, когда заметил Тома, указал на него пальцем, радостно завопил:
— Сенектус, смотри! Это тот мальчик из зоомагазина. Ну, он еще забавно шипел, со змеей разговаривал, помнишь?
Краска с лица Сенектуса мгновенно схлынула. От звонкого подзатыльника Элджи кубарем влетел в купе, Сенектус опасливо выглянул в коридор, закрыл дверь поспешно.
— Чего дерешься? – захныкал Элджи, потирая затылок.
Сенектус медленно обернулся, заговорил почти шепотом, едва сдерживая ярость.
— Что ты орешь на всю Англию? В Азкабан захотелось?
— Но я же слышал, – оправдывался Элджи.
— Забудь, что слышал!.. Проблем тебе мало? Так хоть о репутации семьи подумай.
Элджи понуро наклонил курчавую голову, не понимая, за что ругают. Том недоуменно переводил взгляд с одного брата на другого. Антонин и Августус не вмешивались, вид у обоих был равнодушный, словно не впервые наблюдали картину братских отношений.
— Он прав, я действительно говорил со змеей, – вмешался Том.
Из рук Августуса выпала шутиха, но тот даже не заметил, Антонин нервно хохотнул, Сенектус посмотрел на Тома так, будто смотрел на курящего кубинскую сигару кота. Мгновенно наступившую в купе тишину, нарушал лишь мерный перестук колес, в такт коленкам Тома.
— Ну, я же говорил, – обрадовался Элджи, на румяном лице вновь засияла улыбка.
Сенектус лихорадочно переводил взгляд с Элджи на Тома и обратно, словно ожидал, что один из них рассмеется и закричит: «Шутка!», в тот же миг купе окрасят разноцветные конфетти, а с багажных полок посыплются кружева серпантина…
— Что ты делал? – тупо переспросил Сенектус.
— Говорил со змеей, – ответил Том уже менее уверено. Попытался оправдаться, вышло сбивчиво: – Но ведь это же обычное дело… то есть для маглов это конечно необычно, но для волшебников… В сказках чародеи умеют говорить со всякими там животными и птицами, понимают их язык.
Сенектус покачал головой, словно отказывался верить, пытался убедить себя в том, что все это сон, и он вот-вот проснется.
— Мало кто из волшебников понимает речь животных, это редкий дар. Я уж не говорю про… змееустов. За последнюю тысячу лет в хрониках Министерства Магии ни один не зарегистрирован.
— Еще бы, – хмыкнул Августус довольно. – Все змееусты учились в Слизерине, а они так просто свои секреты не выдают. Козырь всегда нужно держать в рукаве, незаметно для врагов.
Антонин согласно кивнул.
— Укуси меня оборотень, если в Гриффиндоре когда-нибудь будет учиться змееуст.
— Да уж таких чудес даже в волшебном мире не бывает.
Сенектус пустым взглядом смотрел в пол, по его лицу было видно, что о чем-то судорожно размышляет. Он машинально подобрал шутиху, что обронил Августус, спрятал в карман, ткнул пальцем в Антонина, с отсутствующим видом предупредил:
— Долохов, по приезде твой чемодан осмотрю лично. Приготовься… ни каких возражений! Если что найду, пеняй на себя.
С этими словами Сенектус вытолкал в коридор упирающегося Элджи, вышел следом. Сенектус непрестанно оборачивался, извивался, как уж на сковороде, будто хотел оттереть пятно на спине, а руки не дотягивались. И хотя Том не видел никакого пятна, понимал, что Сенектус чем-то обеспокоен, но по незнанию не понимал чем именно.
— Да иди обыскивай! – храбрился Антонин, упрямо скрестив руки на груди. – Мне прятать нечего… Эх, шутиху отобрал, гад! Столько труда и все впустую. Какого черта он нами командует? Он даже не староста школы.
Августус, сдерживая облегченный вздох, – хоть распределение на факультеты пройдет без сюрпризов Антонина, лишь пожал плечами.
— Придется терпеть, пока Сенектус не закончит школу.
— Три самых беззаботных года, – вздохнул Антонин с сожалением. Затем его лицо расплылось в пакостной улыбке. – Знаешь, что меня больше всего радует?.. Что у гриффиндорцев староста – Стерва**** МакГонагалл.
Августус с мечтательным видом закинул руки за голову.
— Да-а, повезло им. По мне так лучше Сенектус.
Том с непониманием смотрел то на одного, то на другого.
— Еще неизвестно, на какой вы попадете факультет. Вдруг шляпа отправит в Гриффиндор?
Антонин посмотрел на Тома так, будто у того на голове выросли рога. Августус покачал головой снисходительно: мол, новичок, что с него взять.
— Мы точно знаем, что будем учиться в Слизерине. Наши родители там учились. А яблочко от яблони, как известно… А на каком факультете учились твои родители?
Том сразу весь сжался, он совсем не подумал о том, что станет отвечать, когда спросят о его семье. В особенности об отце и магловском приюте, Крестная не желала отвечать на такие вопросы. Отвечал медленно, подбирая каждое слово.
— Я не знаю, на каком факультете училась мама.
— А отец? – настаивал Августус.
— Отец… он учился в другой школе. В другой стране, – соврал Том, уже приготовился к новому еще более коварному вопросу.
Но вопроса не последовало, ни Августус, ни Антонин не уличили его во лжи, не стали смеяться. Оба с очень серьезным видом кивали, будто понимали, о какой школе идет речь. Том тоже с важным видом покивал, Августусу и Антонину не обязательно знать о его неосведомленности.
— Здорово, – вздохнул Антонин завистливо. – Дед всегда утверждал, что школы для волшебников на континенте лучше, чем Хогвартс. Он сам получил образование в Дурмстранге.
— Я слышал об этой школе, – заинтересовался Августус. – Говорят, там свободно изучают Черную магию.
Антонин с оживлением поведал воспоминания деда о годах обучения в Дурмстранге. О том, как дед вместе с другими учениками побывал на ферме мантикор, да ненароком выпустил из загона самого норовистого. Августус, зная деда Антонина, елейно улыбнулся, мол, ненароком ли. На что Антонин промолчал, губы скривились в ухмылке, рассказал другую историю.
Том решил помалкивать до конца поездки, чувствовал себя неловко, всё, что говорил, было невпопад. На него смотрели снисходительно, как на иностранца, который знает всего три слова по-английски, да и те произносит неправильно. И как истому иностранцу, каковым Том себя считал, оставалось лишь внимательно слушать, запоминать незнакомые слова, украдкой наблюдать за прирожденными волшебниками, на которых в тайне мечтал походить.

***

Августус увлеченно смотрел через окно на пробегающие мимо деревья, высокие шпили гор, что покрывали темно-зеленые пятна лесов. По вагонам разнесся предупреждающий возглас машиниста. Августус бросил быстрый взгляд на Антонина, губы непроизвольно растянулись в улыбке, сделал вид, что все еще смотрит в окно.
— Уже подъезжаем.
Антонин сидел мрачнее тучи, смотрел в одну точку, он уже лишился одной шутихи, перспектива потерять оставшийся запас пиротехники радости не добавляла. Когда сопение Антонина стало заглушать гудки паровоза, Том незаметно отсел, косился с опасением.
— Скоро Сенектус придет, – поддразнил Августус, – устроит досмотр личных вещей,
Антонин зыркнул на него люто, если бы взгляд мог убивать, Августуса размазало бы по всему купе, а то и по всему вагону. Антонин тяжелым взглядом обвел купе, задержал внимание на чемоданах, карие глаза прояснились.
— Он будет осматривать только мой чемодан, верно?
— Ну, – нахмурился Августус, пытаясь сообразить, в чем подвох.
— В твой же не полезет? – терпеливо объяснял Антонин.
Августус даже подпрыгнул от неожиданной догадки.
— Ты к чему клонишь? Мой чемодан забит полностью, свободного места нет. Даже, если было бы, помогать бы не стал!
Антонин плюнул с досады.
— Зачем нам враги, когда у нас такие друзья, а?
— И не смотри на меня так! – разозлился Августус, нервно поерзал на сидении. – Зная тебя, Сенектус может и мои вещи перерыть, а мне это ни к чему. Фасу нездоровится, кажется, простыл, его нельзя тревожить.
— Разве твой паук еще не сдох? – поинтересовался Антонин с недовольством.
— Твоими стараниями уже давно бы… но я его берегу. Другого такого у меня уже не будет.
От того взгляда, каким Антонин вперился в него, Том непроизвольно вжался в сидение.
— Что? – спросил Том, не желая знать ответа.
— А у тебя в чемодане нет никаких питомцев?
— Н-нет, у меня только ворон, но… он прилетит в Хогвартс только завтра.
— Это хорошо, – довольно потер руки Антонин. – Ведь твой чемодан Сенектус не тронет и пальцем.
— Почему? – удивился Августус.
Антонин, игнорируя вопрос Августуса, плутовато оскалился.
— Сенектус и под страхом смерти не прикоснется к его чемодану… Попросту побоится.
Том с мольбой посмотрел на свой старенький чемодан: хоть бы при перевозке ни один из химикатов Антонина не взорвался.
Сенектус пришел через некоторое время, после остановки поезда, за ним со счастливой улыбкой семенил Элджи. Без лишних предисловий Сенектус потребовал у Антонина открыть чемодан и вывернуть карманы. Том старательно отводил глаза, не желая встречаться взглядом ни с Сенектусом, ни с Антонином. Если первому боялся взглядом выдать свою провинность, то второго просто-напросто боялся. В гневе Антонин был поистине страшен, походил на разъяренного медведя, слегка неуклюжего, но могучего, даже Августус избегал на него смотреть. Антонин не долго смог поддерживать безразлично-саркастический тон, вскоре надсаживал глотку на манер лесного зверя, на побуревшем от злости лице растаяли все веснушки, ничуть не смущался любопытных, что заглядывали в купе.
Августус как можно незаметнее выскользнул в коридор, Том поспешил за ним. В вагонах началась невообразимая суета и давка. Позади еще доносились гневные выкрики Антонина и сдержанные возражения Сенектуса, когда Том и Августус покинули поезд. Они с Августусом шли в последних рядах, благоразумно держались таких же, как и они, первогодок.
Первокурсники дружной стайкой отделились от общей массы учеников, направились по узкой уходящей вниз тропинке. Впереди в вечернем полумраке мерцало огромное озеро, вода в нем, как расплавленное серебро, лениво колыхалось рябью. Озеро постепенно чернело, погружалось в сон, все труднее стало различать вытянутые тени лодочек у берега, что смятенно качались, сталкивались бортами. На том берегу, вырастая прямо из тела черного утеса, словно в театре теней, обрисовывался контур средневекового замка. Крошечные огоньки окон походили на дырки в темном картоне, сквозь которые проникали закатные лучи.
Антонин догнал их у самого озера, раскрасневшийся, в темно-карих глазах еще полыхали ярость и унижение. За ним едва поспевал Элджи, чтоб угнаться за Антонином, перешел с быстрого шага на бег, ветер озорно растрепал и без того взъерошенные волосы.
— Мы не опоздали?! – закричал Элджи еще издалека.
Августус посмотрел на Элджи, словно меньше всего ожидал увидеть здесь именно его, Антонин перехватив взгляд, негромко процедил сквозь зубы:
— Велели присмотреть… Чтоб ему хорошо жилось, радетелю нашему.
— Ты о ком? – не понял Том.
— Угадай, – огрызнулся Антонин, свирепо зыркнул в сторону удаляющихся старшекурсников.
Том не увидел, но отчего-то почувствовал что там, в толпе, мелькнула мантия Сенектуса, даже показалось, что слышит его уверенный голос.
— Живо все по лодкам!!! – ударил в уши зычный рев. – По четыре человека в каждую! Дважды не повторяю, кто не успеет, останется на этом берегу до следующего года!
Том поспешно обернулся, брови изумленно поползли вверх. Среди невысоких первогодок, как вяз среди пеньков, возвышался тучный волшебник с лысой, похожей на кочан, головой. По-зимнему утепленная мантия волшебника была грязно-серого цвета, хотя в потертых местах, в подмышках и по подолу, угадывался темно-бардовый. Волшебник сотрясал тяжелой резной тростью, первогодки только и успевали от нее увертываться, та со свистом, словно двуручный меч, рассекала воздух.
Антонин удивленно разинул рот.
— Это еще что за гоблинская отрыжка?
— Антонин, выбирай выражения, – вяло укорил Августус. – Это же Орр – завхоз Хогвартса. Ну что пойдем искать лодку?
Антонин с презрением оглядел стайки щебечущих первокурсников, что толпились у лодок, спешили занять лучшие места. Осенний ветер ближе к ночи крепчал, пронимал до костей, Антонин зябко втянул голову в плечи, покрепче стиснул зубы, бросил раздраженно:
— А чего ее искать? Вон та лодка наша.
Том с недоумением посмотрел на лодку, затем вновь на Антонина: не шутит ли? Возле лодки, что выбрал Антонин, уже несмело остановились три девочки, в одной из них Том запоздало узнал длинноволосую, что встретил в магазине мистера Олливандера, возразил слабо:
— Кажется, лодка уже занята…
Антонин, словно не слышал возражений, похожий на прозябшего, и от того еще более свирепого, пингвина, хозяйским шагом двинулся к лодке. Элджи, как преданный пес, бросился следом. Сейчас Антонин нарочно искал ссоры, чтоб хоть как-то согреться, Том рванулся, чтобы остановить, но Августус придержал за плечо. Том уставился на него вопрошающе, Августус только слегка пожал плечами, с трудом разлепил замерзшие губы.
— Привыкай. Вот тебе урок первый: Антонин всегда прав. Если он указал на белое и сказал, что это «черное», то так оно и есть. Соглашайся без раздумий, свое мнение умалчивай, другим не обязательно его знать. Главное держись за его спиной, окажешься у него дороге – стопчет, Антонин сам все сделает, а ты цел останешься.
— Но ведь там девочки. Разве…
— Антонин их и пальцем не тронет, – поморщился Августус досадливо, зашагал вслед за Антонином. – Чтобы он ни говорил, никогда не тронет слабого. Вот увидишь, просто припугнет, а он это делает умело, и девчонок, как ветром… бр-р-р холодно… сдует.
— Прошу прощения, дамы, но это лодка наша! – рявкнул Антонин грозно, не доходя до лодки нескольких шагов.
Длинноволосая и девочка с ямочками на щеках растерянно переглянулись, не найдя что ответить, обратили просительные взгляды к третьей девочке, смуглой с черными, словно перепачканными дегтем, волосами. Та оказалась посмелее, смерила Антонина тяжелым взглядом, потом поочередно посмотрела на Элджи, Августуса и Тома, еще больше нахмурилась.
Самый сильный из них, безусловно, этот конопатый, другие либо умом, либо статью не удались. У взъерошенного взгляд как у пятилетнего, такой и мухи не обидит, а если и обидит, то обязательно прощения попросит, крылышки поможет расправить. Тот, что самый тощий пустым взглядом уставился в пространство, только ботинки с утяжеленной подошвой и держат, а так давно бы сдуло слабым осенним ветерком. Только черноволосый с бледным, словно переболел рахитом, цветом лица беспокойно поблескивает темными глазами, с ним будет посложнее.
Смуглянка быстро оглянулась, так и есть, помощи ждать не от кого: подруги совсем заробели. Одна трясется, то ли от холода, то ли от страха, другая молчит, как рыба об лед. В голове мелькнула позорная мысль: отступить?.. вот еще!.. смуглая девочка упрямо уперла руки в боки, потребовала с вызовом:
— Кто сказал?
Антонин, подражая смуглянке, упер дюжие кулаки в бока, напористо выдвинул вперед подбородок.
— Я!
Смуглая девочка вперила в Антонина черные глаза, словно надеялась прожечь дырку пошире. Антонин и бровью не повел, привычный к таким взглядам, что только искры вышибали из его дубленой, как кремень, кожи. Антонин и смуглолицая напомнили Тому двух ослов, что встретились на середине узкого моста, когда ни один, ни другой не хочет уступить дорогу противнику.
Девочка с ямочками на щеках попыталась возразить еле слышно:
— Весьма нелюбезно с вашей стороны…
Антонин, не отводя взгляда от смуглянки, хмуро буркнул:
— Любезно?.. Что ж извольте…
Антонин, смутно припомнив уроки вежливости, что в его дубовую голову наставительно вдалбливал дед, шаркнул ботинком по гальке, повел широкой дланью в сторону свободных лодок.
— Не соблаговолят ли дамы прошествовать к другой, незанятой лодке?
— Не соблаговолят, – живо отпарировала смуглянка. – Эта лодка тоже не занята, и я что-то не вижу на ней вашего фамильного вензеля.
Антонин вздохнул тяжело, широко развел руки в стороны в извиняющемся жесте, оглянулся на друзей, мол, сами напросились, а я ведь хотел по-хорошему. Том и Элджи замерли в ожидании, Августус же наоборот поморщился, этот спектакль наблюдал множество раз, желания смотреть вновь, не выказывал.
— Чего столпились?! – внезапно рявкнул возникший неподалеку мистер Орр. – Лодок мало?!
Антонин решительно подтолкнул Элджи к лодке, тот послушно запрыгнул в нее, слабо покачиваясь добрался до поперечной доски-сидения. Смуглая девочка нарочито громко фыркнула, резко развернувшись на каблуках, направилась к другой лодке. За ней мелкими шажками заспешила девочка с ямочками на щеках, немного промедлив, следом ушла и длинноволосая, на прощание окинула мальчиков сожалеющим взглядом.
— Живее, мухи сонные!!! – надсаживался завхоз, подгоняя первокурсников у дальних лодок. – Ждать никого не стану!
Антонин забрался в лодку последним, оглянулся на широкую спину завхоза, криво ухмыльнулся:
— Теперь я знаю, почему у него такая фамилия…
С десяток лодок плавно поплыли к замку, словно с того берега кто-то тянул за невидимые нити. Слышался только шорох распарываемой ткани озера, да голодный хруст огня в фонаре, что стоял на носу лодки. Огненный шар неспешно скатывался по пологому небесному куполу. За ним волочилась алая мантия, там, где заканчивался подол, расползалась бездонная чернота. Жемчужные блестки, что осыпались с парчовой мантии солнца, яркими крапинками окрасили вечернее небо.
Том поднял лицо к звездам, голова закружилась от восторга, вывалился бы за борт, если бы Антонин не ухватил за ворот рубашки.
— Осторожнее, созерцатель! Лодку перевернешь.
____________________________________
* Ини́микус Грандче́стер – инимикус (от лат.) – враг. Коротко и без премудростей.
** Что-то вроде нашей новогодней хлопушки, начиненной конфетти.
*** Се́нектус Ри́крофт – сенектус (от лат.) – старость. Подходящее имя для старосты, неправда ли?
**** Рифма на имя Минерва. Так МакГонагалл за глаза называли недоброжелатели, в основном слизеринцы.
____________________________________

☺ ГЛАВА 5: СЛИЗЕРИН ☺


Августус весь скрутился винтом, чтоб хоть как-то удержать остатки тепла, плотно прижал руки к телу, шагал мелкими рваными шажками. После лодочной прогулки он чувствовал себя сырой тряпкой, что повесили просохнуть на морозном ветру. Августус с завистью глянул в сторону пустых карет, на которых до Хогвартса по обычаю добираются все ученики, кроме первогодок, прохрипел занудно:
— А другие ученики уже в Большом зале… тёплом, уютном, светлом… тьфу пропасть!.. опять камень. Откуда они берутся?
На этот раз Августус едва устоял на ногах, с тех пор, как вышел из лодки, о камни, что острыми боками торчали из земли, спотыкался уже несколько раз, лишь чудом ни разу не упал. Антонин шел впереди, отмерял расстояние до замка широким размашистым шагом, бросил через плечо ехидно:
— Под ноги смотри, тогда они исчезнут.
— Куда смо… – рявкнул Августус, едва не сорвав голос, прошептал сипло: – Куда смотреть?! Темно же.
— Уже недалеко, – подбодрил Элджи, – во-о-он Главные ворота.
Если бы Августус мог пошевелить хоть рукой, непременно отвесил бы Элджи подзатыльник. Промозглый вечер еще полбеды, но радостный Элджи под боком хуже вдвойне. Осенний ветер, словно в насмешку ему, Августусу, только добавил Элджи румянца на щеки, голубые глаза разгорелись ярче звезд, лицо от уха до уха растянула счастливая улыбка. Чему радуется, тупица? Холодно же... Августус хотел было сплюнуть со злости, да в горле пересохло, только пробурчал под нос.
— Да ты прямо ясновидящий.
Замок хоть и медленно, но приближался, желтые прямоугольники света, что падал из окон, пересекли черные фигурки первогодок, впереди всех хромал Орр. Завхоз больше не кричал, только дышал тяжело, от утепленной мантии валил пар, да прибавлял шагу, некоторые за ним уже не поспевали, процессия растянулась, как ящерица на солнце.
По обе стороны от Главных ворот возвышались изваяния псов из серого, что в потемках казался почти черным, камня. Антонин вытянул шею, чтобы лучше разглядеть, с восхищением выдохнул:
— Вот это зверюги! А пасти-то, пасти… тролля перекусит.
— Это сторожевые псы Орра, – сообщил Элджи таинственным шепотом. – Сенектус говорил, что ночью они оживают, чтобы охранять Хогвартс.
Августус хотел фыркнуть, но получился только жалобный всхлип продрогшего до самых костей мальчика.
— Эти байки рассказывают всем первогодкам, чтобы остерегались бродить ночью по школе. И, как правило, большинство из них верит в эту чушь.
Антонин хитро прищурился, незаметно подмигнул Элджи, призывая слушать внимательнее, затем с невинным видом обратился к Августусу:
— Но ты к ним не относишься?
Августус напыщенно выпятил грудь.
— Разумеется, нет.
— Значит, тебе нечего бояться находиться ночью вне спальни?
— Я же сказал, разумеется, – ответил Августус раздраженно, затем насторожился. – Стоп, ты это о чем?
Антонин отвернулся, на конопатом лице мелькнула довольная улыбка, Элджи усердно прокашлялся в кулак, тоже избегал смотреть на Августуса.
— Да… слово не воробей.
Августус подозрительно сощурился, бросал то на одного, то на другого колкие, как ледяные иголки, взгляды, но так и не понял, в чем подвох.
— Не знаю что ты… имел ввиду, но я не собираюсь делать этого… того самого… о чем ты говорил.
Августус подвигал заиндевевшими плечами, прибавил шагу, обогнав Элджи и Антонина, одним из первых взбежал по каменным ступеням, вслед за Орром юркнул в за́мок. Антонин с легкостью взлетел по лестнице, его темный силуэт растаял в свете факелов, что озарял замок изнутри. Элджи на миг задержался на пороге, вгляделся в темноту ночи, ища кого-то в последних рядах первогодок.
— Том, не отставай!
На свет вышла съежившаяся фигура, Том на негнущихся ногах поднялся по лестнице, рассеяно пробурчал:
— Да-да, иду.
Каждый шаг давался ему с трудом. Если в лодке Том просто любовался видом замка на скалистом утесе, то, выйдя на берег, со всей ясностью осознал, что его ждет впереди. Распределение!
Каждый год в этот день в Хогвартсе новоприбывших учеников распределяли на один из четырех факультетов, что носили имена основателей школы: Гриффиндор, Пуффендуй, Когтевран и Слизерин. Каждому из факультетов, а соответственно и ученикам, что на них учились, вменялись определенные качества характера. Собственно по ним и происходила сортировка первогодок на факультеты. Считалось, что самые лучшие лекари и колдомедики оканчивают Пуффендуй, из Гриффиндора выходили маглоборцы или укротители волшебных тварей, бывшие ученики Когтеврана становились алхимиками и астрономами, а слизеринцы в последствии занимали высокие должности в Министерстве Магии либо посвящали себя Темным искусствам. Разумеется, были и исключения из правил, но волшебники не замечали их или просто не желали замечать.
Несмотря на то, что школе было около тысячи лет, тайна распределения не покидала стен Хогвартса. И каждый год новоприбывшие, как их деды и отцы в свое время, прибывали в Хогвартс в совершенном неведении о том, что их ждет.
Том с некоторой завистью смотрел на новых друзей. Августус и Антонин совсем не волнуются, оба знают, какой факультет их примет, Элджи вообще ни о чем не думает, таким как он везет всегда и везде. У Тома же не было ни уверенности первого и второго, ни удачи третьего. Его начинала бить крупная дрожь, только не холодный ветер был тому причиной, а волнение. Том пытался подвести итоги того, что знает о четырех факультетах. Этого с лихвой хватало на то, чтобы уяснить, что точно попадет в Пуффендуй, хотя, по словам Августуса, туда попадают только неудачники.
Никому не хочется быть в числе неудачников, даже самим неудачникам, подумал Том с горечью. Ко всему прочему он остерегался попасть на один факультет с Грандчестером, лучше бы уж вообще не родиться.
В стенах замка прозябшие, но довольные, новички возобновили разговоры прерванные после лодочной переправы, крутили головами, разглядывая убранство замка. Высокие крепкие стены покрывали странные узоры, в которые незаметно вплетались буквы, образуя незнакомые слова и фразы, в нишах дремали каменные статуи крылатых вепрей.
Августус поджидал друзей у одной из таких статуй, ничуть не смущаясь, пританцовывал, постукивал одной ногой о другую.
— Как же я замерз-з-з.
— Чего ты все время жалуешься, – возмутился Антонин, – ты на Тома погляди. Замерз не меньше твоего, трясется, как в лихорадке, но молчит, не жалуется. Даже зубы сцепил покрепче, чтоб не стучали. Молодец, хвалю!
Антонин подбадривающе хлопнул Тома по спине, чем мгновенно вышиб из него весь дух, Том закашлялся, выдавил из себя слабую улыбку. И вовсе я не замерз, хотел возразить Том, но передумал. Теперь он желал только одного, чтобы поскорее закончился этот вечер, уже не важно, куда определят, только бы поскорей.
Мимо грузным шагом прошествовал Орр, Элджи поспешно уступил дорогу, посмотрел вслед с опаской. Школьный смотритель, тыча дубовой тростью в каждого, пересчитал всех первогодок, затем с недовольным ворчанием направился к выходу, искать тех, что отстали.
— Всем стоять на месте, покуда не вернусь. Не разбредайтесь, сгинете – мама родная не найдет, – рявкнул Орр напоследок, добавил с ехидцей: – В прошлом году двое исчезли еще на подходе к Большому залу, так до сих пор и не нашли.
— Он разве серьезно? – спросил Элджи робко.
Тому даже переспрашивать не пришлось, сразу поверил словам завхоза. Если Хогвартс хоть чуточку похож на «Золотые доспехи», а Том в этом почти не сомневался, то затеряться в его коридорах проще, чем потерять иглу в стоге сена. Августус понемногу отогрелся, перестал трястись, как осиновый лист, теперь с живым интересом разглядывал лица других первогодок.
— Ищешь кого? – полюбопытствовал Антонин.
— Можно и так сказать… – ответил Августус уклончиво. Затем, все-таки обнаружив кого-то в толпе, окликнул: – Энтони!
На зов обернулся невысокий розовощекий мальчуган, растерянным взглядом обвел первогодок, но, увидев Августуса, широко улыбнулся.
— О, Августус! Привет!
— Как настроение? – полюбопытствовал Августус, при этом его губы растянулись в самой доброжелательной улыбке.
Мальчик неловко дернул плечами, признался смущенно:
— Волнуюсь немного… все ж таки первый день в Хогвартсе. Да еще эта таинственность с определением на факультеты. Не люблю неизвестность.
— Что ж удачи! – пожелал Августус бодро. – Надеюсь, попадешь на тот факультет, который сам выберешь.
— Я тоже на это надеюсь, – слабо улыбнулся мальчик.
Августус кивнул напоследок, принялся разглядывать других первогодок. Том подивился странному поведению Августуса, тот был сам на себя не похож, вопрошающе взглянул на Антонина. Антонин лишь отрицательно помотал головой, спросил негромко у Августуса.
— Кто он?
Августус, увлеченный своими мыслями, не сразу понял, о чем речь. Он недоуменно, словно видел впервые, уставился на Антонина, растерянно спросил:
— Ты о ком?
— О том пухлом. Ты его знаешь?
Августус кивнул рассеяно.
— Да, это Энтони Бэгмен.
— Так кто он? – спросил Антонин упрямо, но Августус уже не слушал, вновь увлеченно высматривал кого-то в толпе, то смешно вытягивал шею, то пригибал голову, будто боялся рассечь лоб о невидимые низкие потолки. Прежде чем скрыться в толпе, брякнул: – Сейчас вернусь…
Элджи с некоторой досадой проследил за Августусом, обменялись с Антонином подозрительными взглядами. Губы Элджи растянулись в заговорщической улыбке.
— Пойдем за ним?
— Непременно! – задорно подмигнул Антонин.
— Может не стоит, – попытался слабо возразить Том, но его уже не слышали.
Он удручающе вздохнул, все его мысли занимало предстоящее распределение. Неприятное волнение вызывало легкую тошноту, на шалости совсем не оставалось сил, на споры тоже, потому Том покорно поплелся следом.
Августус замер в нескольких шагах от группы мальчиков, что вели оживленный разговор, не решаясь подойти ближе. Подоспевшие Антонин и Элджи остановились несколько позади, с интересом наблюдали за другом. Элджи затаил дыхание, Антонин нетерпеливо переминался с ноги на ногу, наконец, не выдержал, приблизился к Августусу.
— Чего ждешь?
Августус не ответил, широко распахнутые глаза неотрывно смотрели перед собой. Элджи неуверенно подергал Августуса за рукав, но тот даже не шелохнулся, застыл, словно бронзовая статуя. Антонин, подозрительно сощурившись, проследил за взглядом Августуса, губы его тут же растянулись в плутоватой ухмылке. В группе непримечательных, как тусклые тени облаков в ночном небе, мальчишек ярко отличалась девочка с огненно-красными волосами. На чистом, незапятнанном веснушками лице сияла веселая улыбка, большие янтарные глаза искрились лукавством.
— Ты чего? – поинтересовался Антонин ехидным полушепотом, ткнул Августуса в бок. – Никогда не видел Лацивию*?
Августус вздрогнул от неожиданности, лицо внезапно залила краска, будто у пойманного с поличным воришки, выпалил возмущенно:
— Видел, конечно!
Том привстал на мыски, чтоб лучше рассмотреть огненноволосую, которую Антонин назвал Лацивией. Элджи разочарованно вздохнул.
— Августус, так ты искал ее?
Щеки Августуса из румяного окрасились в ярко пунцовый, как броня переваренного рака. Он открыл рот, чтобы возразить, но вырвался лишь приглушенный хрип. Антонин, продолжая загадочно ухмыляться, с присущей ему добротой ответил за Августуса.
— Ее, конечно ее.
Августус безумными глазами уставился на Антонина, губы его беззвучно, как у немого, шлепали одна о другую. Наконец нашел в себе силы, с шумом, словно сдулся гигантский воздушный шар, вытолкнул весь воздух из легких.
— Ни-че-го по-доб-но-го, – процедил Августус сквозь зубы. Уши его побагровели, но уже не от смущения, а от едва сдерживаемого гнева. – И вообще я не на Лацивию смотрел.
— А на кого же? – спросил Элджи с надеждой.
— На мальчика рядом с ней. Лучше скажите, вы его знаете?
Антонин внимательно пригляделся к мальчику в очках, что стоял слева от Лацивии, возмущенно ахнул:
— Ослеп? Это же Эмулус Ингл**.
— Сам вижу, что Ингл, – огрызнулся Августус раздраженно, на его щеках еще горел предательский румянец. – Я про другого, тот, что сутулится.
Антонин вновь посмотрел в ту сторону, отрицательно мотнул головой.
— Нет, этого не знаю? А зачем тебе?
— Нужно познакомиться, – нехотя пробормотал Августус.
— Зачем?
— Нужно.
Антонин задумчиво наморщил лоб, пытаясь угадать ход мыслей Августуса, но, посчитав эту задачу для себя слишком сложной, развел длани в стороны.
— Ну, если нужно, тогда пошли! Только, чур, уговор: беседу ведешь ты… я в этом ничего не смыслю. Том, ты с нами?
Том, молчавший во время всего разговора, торопливо отступил.
— Нет, спасибо я отсюда понаблюдаю.
Антонин согласно кивнул, подхватил упирающегося Августуса под локоть, силой потащил к группе мирно беседующих детей. Элджи рванулся следом, боясь пропустить хоть слово. Некоторые первогодки, завидев Антонина, поспешно уступали дорогу. Том, посматривая на эту процессию со стороны, невольно вспомнил разговор мистера Руквуда и Крестной о бесшабашном и избалованном внуке Долохова. Теперь он понимал, чем Антонин заслужил такую репутацию.
— Всем добрый вечер! – зычным голосом поприветствовал Антонин, не замечая, что некоторые боязливо попятились, а кое-кто и вовсе сделал вид, что спешит по неотложным делам. Только трое не тронулись с места: двое – огненноволосая девочка и мальчик в очках, – по-видимому, хорошо знали Антонина, третьим же был тот самый сутулый, с которым норовил познакомиться Августус.
Антонин кивками поздоровался с теми, кто не сбежал при его появлении, лично обратился к огненноволосой девочке и мальчику в очках.
— Как дела, Лацивия, Эмулус?
Эмулус сдержанно кивнул в ответ, крепко сжал губы, по-видимому, не желая продолжать разговор. Девочка непринужденно тряхнула огненно-рыжими волосами, что, подобно жаркому пламени, излучали тепло, с улыбкой взглянула на Антонина.
— Отлично, Антонин! Вижу, у тебя тоже настроение лучше не бывает. О, привет, Августус.
— Здравствуй, – буркнул Августус угрюмо.
Антонин бросил на Августуса испытывающий взгляд, но тот с повышенным интересом разглядывал каменные стены и резные колонны, молчал, как разобиженный сыч. Августус умел вести долгие и красивые разговоры, что невольно заслушаешься, но ежели замолкал, то и скупого слова из него и клещами не вытянешь. Как это не вовремя, подумал Антонин гневно, несколько неловко начал беседу.
— Мы… то есть я и Августус… ах, еще и Элджи был. Элджи, ты где?.. Вот и он. Мы проходили мимо и…
Антонин готов был сквозь землю провалиться от неловкости, на лбу даже выступила легкая испарина. На его удачу Элджи был свободен от предрассудков, в его курчавой голове мысли задерживались неохотно, поскольку тут же находили реальное воплощение. Вот как сейчас. Элджи изнывал от нетерпения, совсем не понимая, чего Антонин и Августус толкуют не о том, что надо. Потому он без лишних предисловий на прямую обратился к сутулившемуся мальчику.
— Здравствуй! Я Элджи Рикрофт. А ты?
Августус и Антонин на миг оторопели от такой бесцеремонности, но к их удивлению сконфуженный мальчик все же улыбнулся в ответ.
— Либелус Кохен***.
— Очень приятно, – расплылся в довольной улыбке Элджи. – У тебя интересная фамилия, ты ирландец?
— Вовсе нет. Мы с мамой раньше жили в Венгрии…
Первый шаг был сделан. Даже издалека Том видел, как напряженные мышцы спины Антонина понемногу расслабились, на лице Августуса мелькнула слабая улыбка, он больше не отворачивался от Лацивии, даже завел неспешный разговор. Бесхитростному Элджи удалось сделать то, чего не смог ни вдумчивый и рассудительный Августус, ни самоуверенный и напористый Антонин. Том в раздумье наклонил голову набок, обескуражено улыбнулся. Дружбу нельзя покорить или завоевать ни хитростью, ни силой. Иначе это будет не дружба.
— С тобой одни хлопоты! Как тебя дед терпит?
Это неистовствовал возвращающийся Августус, теперь, когда их не слышала Лацивия и другие ребята, он мог высказать Антонину все, что накипело.
— Если бы ты не мешался под ногами…
Антонин многозначительно кивнул на ноги Августуса.
— Это под этими, короткими и кривыми?
— Не лезь, куда тебя не просят! – рявкнул Августус, гневно сверкая глазами. – Сам справлюсь.
— Нет, ты это слышал? – обратился Антонин к Тому, искренне возмутился: – Я ему помог, а он меня честит, как младенца.
— Ага, помог медведь соловью летать, – огрызнулся Августус. – Лучше б сидел и помалкивал. Когда молчишь, умнее выглядишь.
— Не премину воспользоваться вашим советом, – отпарировал Антонин. – С места с этого не сойду, – беру Тома в свидетели! – пока Орр не вернется. Делай что хочешь, а меня в свои дрязги не впутывай.
— А я пойду! – встрял Элджи. – Мне интересно.
Августус замер, как соляной столб, тупо уставился на что-то за спиной Тома, глаза полезли из орбит, Антонин вздохнул тяжело.
— Ну, чего на этот раз увидел?
— О, нет! – простонал Августус в голос. – Я так надеялся, что он окажется сквибом.
В толпе благодаря высокому росту резко выделялся долговязый, похожий на оглоблю, парнишка. Он с живостью, словно белка на колючей еловой ветке, вертелся в разные стороны, быстро, едва не захлебываясь от избытка эмоций, тараторил какую-то увлекательную сплетню. Вокруг него толпились другие любознательные, подходили новые, внимали с интересом, даже рты пооткрывали, будто так лучше услышат. Антонин окинул долговязого оценивающе, спросил с пониманием:
— Конкурент?
Августус презрительно фыркнул.
— У меня нет и не может быть конкурентов.
— Тогда, чего рожа стала, как печеное яблоко?
— Это О’Бэксли. Румор О’Бэксли****, – скривился Августус с неприязнью. В ожидании посмотрел на Антонина и Элджи, но реакции не последовало, тогда он повернулся к Тому. – Вот тебе и второй урок: если хочешь, чтобы о чем-то узнала вся Англия, поведай это О’Бэксли. В миг разнесёт, не хуже соро́ки, а может и лучше.
— Разнесёт, говоришь? – посуровел Антонин, темно-карие глаза внимательно изучали долговязого, запоминал каждую черточку лица, звук голоса, чтоб наверняка узнать при встрече, знать как себя вести.
Августус резко развернулся, направился по лишь ему известным делам, с каждым шагом удалялся от О’Бэксли. Он переходил от одной группы ребят к другой, с кем-то здоровался, отпускал дежурные реплики, с кем-то знакомился на ходу. При этом с его лица не сходила дружественная улыбка, голос звучал приветливо и располагал к беседе. Элджи ни на шаг не отставал от Августуса, с интересом разглядывал лица новых знакомых. Он с жадностью следил за каждым словом, каждым жестом Августуса, но когда отчаялся понять причины столь странного поведения, вернулся к Антонину и Тому.
— Я ничего не понял. Зачем нужно знакомиться со всеми? – пожал Элджи плечами, раздосадовано надул губы. – Антонин, что с Августусом?
— А гном его знает, – раздраженно махнул рукой Антонин, у него уже начинала болеть голова оттого, что Августус постоянно мельтешил перед глазами.
Вскоре в проеме Главных ворот показались четыре силуэта. Орр дикими криками и стуком дубовой трости подгонял трех испуганных первогодок, продрогшие, они постарались как можно быстрее слиться с толпой, где уже не достанет трость сурового смотрителя.
— Все за мной! Живее-живее, курицы сонные!
Протискиваясь сквозь толпу, их нагнал Августус. Антонин воспользовавшись моментом коснулся его лба, Августус нервно отмахнулся.
— Что ты делаешь?
Антонин, игнорируя вопрос, обратился к Тому и Элджи, покивал с самым обеспокоенным видом.
— Температуры нет, испарины тоже. Если не предшкольная лихорадка, то не знаю что это.
— Никакая это не лихорадка! – возмутился такой бесцеремонности Августус.
— Тогда может, объяснишь твое поведение, – потребовал Антонин. – Мы уже начинаем беспокоиться за твое здоровье.
Августус тяжело вздохнул, окинул их взглядом степенного индюка, что смотрит на едва вылупившихся цыплят.
— Тебе никогда не понять этого.
Августус для пущей важности даже воротник рубашки поставил торчмя, тщательно отутюженные белоснежные уголки высокомерно навострились. Антонин криво ухмыльнулся.
— Ты объясни, а мы уж как-нибудь…
— Мы направляемся в Большой зал. Там нас расформируют на четыре факультета…
— Это я и без тебя знаю, – грубо прервал Антонин, – ближе к делу!
Августус одарил его недовольным взглядом, но продолжил:
— Когда мы окажемся в Слизерине, то мнение о нас автоматически ухудшится. Так всегда было и будет, ученики других факультетов к слизеринцам относятся настороженно, если не сказать больше. Верно?
— Ну-ну.
— Так вот прежде чем мы окажемся во враждующих факультетах, следует напомнить о себе. И тот же Бэгмен или Ингл будут говорить обо мне ни «очередной гадкий слизеринец», а «он мой хороший приятель»! Понятно?
— Ну, ты прохвост! – выдохнул Антонин с восхищением, по-дружески потрепал Августуса за плечо. Тот увернулся, раздраженно поправил мантию.
— Да-да, я знаю.
Впереди Том разглядел широкую мраморную лестницу, что вела на верхние этажи. Вернее сначала он заметил волшебницу весьма высокого роста, а лишь потом лестницу, на первой ступеньке которой и стояла волшебница. Том от удивления открыл рот, таких высоких людей редко встретишь в мире маглов. Как ему показалось в первый момент, если бы волшебница в погожий день прогуливалась на свежем воздухе, то облака текучим киселем плыли бы как раз на уровне ее плеч. На волшебнице была иссиня-черная, как глубокая ночь, мантия, что пестрила россыпью золотых звезд, больших и маленьких, ярких и тусклых, от некоторых тянулись рваные серебристые хвосты. При каждом движении волшебницы мантия колыхалась, создавалось впечатление, что звезды поочередно смещаются, движутся в одном им известном направлении.
Заслышав поспешные шаги множества детских ног, волшебница повернулась на звук.
— Отчего так долго, Ладислаус? – спросила волшебница с некоторой нервозностью в голосе. – Вся школа заждалась, мы уж отчаялись встретить вас целыми и невредимыми. Неужели Вы заставили их идти в обход озера?!
— Вовсе нет, – пробасил Орр раздраженно. – В этом году первогодки уж больно нерасторопные, покуда в лодки загнал семь потов сошло. Потом еще…
На лице волшебницы отразилось непонимание, брови изумленно изогнулись.
— С кого? С первогодок?.. Ну да, ладно. Пустое… идите в зал, далее мои обязанности. Добрый вечер всем новоприбывшим! Рада приветствовать вас в стенах Хогвартса. Я профессор Клепсидра*****…
Антонин тихо хмыкнул:
— А я думал профессор Подзорная-Труба…
— Ш-ш-ш. Антонин! – поспешно осадили Элджи и Том.
Августус для пущего результата толкнул Антонина в бок, прошептал предостерегающе:
— Умолкни.
Антонин скривил недовольную гримасу, что красноречивее любых слов выражала его мнение о послушных учениках, кто беспрекословно подчиняется школьным правилам. Профессор Клепсидра тем временем продолжала:
— …предстоит пройти распределение на один из четырех факультетов. После того как Волшебная шляпа определит Вас, займите место за столом своего факультета. С этого момента Вы должны научиться отвечать за свои поступки, ибо любая Ваша провинность будет стоить факультету определенного количества баллов. В конце каждого учебного года по наибольшему количеству баллов выбирается факультет-победитель. Наградой ему служит Кубок школы. Однако баллы не только добавляются ученикам за хорошее поведение, но и снимаются за провинности. Проступки, за которые профессора имеют право снять с вас баллы, подробно изложены в Уставе Хогвартса, вас ознакомят с ним старосты несколько позже, а теперь прошу следовать за мной. Выстройтесь в шеренгу по два человека, ведите себя тихо и будьте дисциплинированы.
Августус с опаской оглянулся на Антонина, тому неизвестен смысл слова «дисциплина», вряд ли знает, как пишется это слово. Теперь, когда завершил все первостепенные дела, Августус старался не упускать Антонина из виду, держался вблизи. У этого конопатого непременно, если не углядишь, что-то да взорвется, а отвечать как всегда ему. Даже в шеренге встал в пару с Антонином, а Том и Элджи шли следом, о чем-то говорили потихоньку.
— Что такое Волшебная шляпа? – спросил Том шепотом.
— Не знаю, – ответил Элджи тоже шепотом, вид у него был задумчивый, даже несколько растерянный. – Сенектус, никогда не говорил со мной о школе. Если я пытался что-нибудь вызнать, сердился и ругался.
Элджи с досадой почесал затылок, по которому чаще всего и доставалось от вспыльчивого брата. Том вздохнул тяжело.
— Плохо.
Антонин с повышенным интересом косился в сторону мраморной лестницы, Августус не утерпел, спросил полушепотом:
— Что ты задумал?
— Ничего. Ничего, клянусь! – развел Антонин руки в стороны, тем самым показывал, что не имеет злого умысла. Затем ухмыльнулся хитро. – Ничего, пока…
Августус вздохнул тяжело:
— Охотно верю.
Профессор Клепсидра подвела их к высокой, почти до незримого потолка, двойной двери, с тяжелыми, как ворота средневекового замка, дубовыми створками. Тому живо представились зеленокожие в неопрятных одеждах гоблины, склоненные в раболепных позах, что изо дня в день с надрывным хрипом отворяют эти тяжелые двери для учеников и преподавателей. Однако грозную и неприступную с виду дверь профессор Клепсидра распахнула без усилий, створки бесшумно раздались в стороны, открывая огромный и светлый зал. Ты же не у маглов, одернул себя с досадой Том, здесь все много проще.
— Вот это красота! – вспискнул Элджи.
Том лишь молча кивнул, в его голове не осталось слов, что могли описать увиденное. Зал озарял свет множества обыкновенных свечей, что чудесным образом парили в воздухе, огоньки на фитилях слабо колыхались. Почти все пространство занимали четыре длинных стола, за которыми замерли в нетерпении ученики, сейчас их взгляды прикипели к неровной шеренге новоприбывших, несмело вплывающей в Большой зал. На столах, словно капли расплавленного золота, до рези в глазах сияли приборы, еще пустые тарелки и кубки.
Антонин поднял взгляд к потолку, с сердцем выругался.
— Лентяи!.. Замок построили, а не смогли нормальную крышу соорудить. Как же будем тут есть в дождь или снег?
— Это мираж, – проговорил Августус негромко, тщательно пряча лукавую улыбку. – Потолок зачарован, потому и похож на небо, что в эту минуту над нами.
Антонин сконфуженно втянул голову в плечи, стал похож на спугнутую черепаху, с упрямством вздернул подбородок к черному небу, оно теперь дразнилось, подмигивало льдистыми крапинками звезд, подражая его веснушкам.
— А-а-а. То-то я смотрю звезды как-то неправильно мерцают. На настоящем небе так не бывает.
Впереди, куда их и вела профессор Клепсидра, на возвышении разместился пятый стол, за ним, как поспешно догадался Том, расположились преподаватели. Он бегло оглядел незнакомые лица, теперь непомерно высокий рост профессора Клепсидры вовсе не бросался в глаза, даже несколько мерк в таком многообразии. Над кромкой стола выглядывал невысокий волшебник, он непрестанно копошился, устраивался удобнее. Том слегка пригнулся, чтобы лучше разглядеть, отпрянул в великом удивлении: ноги волшебника не доставали до пола, а болтались в воздухе, на стуле же громоздилась пирамидка из подушек, которые и помогали волшебнику сидеть вровень с другими профессорами. За столом сидели и миниатюрные, и пухлые волшебницы, двое чародеев выделялись пышными шапками волос, лица скрывали такие же бороды, только один был рыжим, как осенние листья, а другой совсем белый, как снег. Неподалеку сидел волшебник с совершенно лысой, поблескивающей в свете свечей, головой, в правом глазу грозно мерцало круглое стекло монокля.
В центре стола в золотом кресле с высокой резной спинкой сидел высохший болезненный волшебник, несколько пучков седых волос лишь слегка прикрывали, но не скрывали лысину. На плечах директора, а Том догадался, что это именно он (кому же еще позволено восседать на золотом троне?), была не по погоде теплая мантия, директор непрестанно в нее кутался, потирал озябшие руки. У него, как и у многих старых людей, с годами кровь становится холоднее. Армандо Диппет, вспомнил Том строчки первого письма из Хогвартса, – «почетный член гильдии Звездочетов и Предсказателей, Заслуженный советник Международной конфедерации чародеев».
Шеренга новичков выстроилась вдоль стола преподавателей, к четырем столам факультетов лицом. Профессор Клепсидра поставила перед первогодками высокий табурет на трех ножках, на который тяжело ухнулась островерхая шляпа, совсем серая от многолетней пыли, скопившейся на широких полях.
Августус нервно пихнул Антонина локтем, тот выглядывал из-за плеча, в нетерпении напирал все настырнее. Почти над самым ухом раздался его недоуменный шепот.
— Что это за тряпка? Ничего не понимаю.
— Волшебная шляпа, – послышался сдавленный от волнения шепот Элджи.
Антонин презрительно смерил поношенную старую шляпу.
— Эта что ли? Больше похожа на носовой платок горного тролля.
На это Августус скривил брезгливую гримасу.
— Умеешь ты, Антонин, найти удачное сравнение в подходящий момент… Нам, небось, ее на голову одевать придется.
— Зачем на голову?
— А на что, по-твоему, одевают шляпы?
Антонин отстранился, обиженно засопел.
— Пустая трата времени. Я и без шляпы знаю, на каком факультете хочу учиться.
— Ш-ш-ш, – рассерженно зашипел на них Том. – Из-за вас ничего не слышно!
Профессор Клепсидра тем временем закончила объяснять роль Волшебной шляпы в распределении новоприбывших, Том с остервенением скрипнул зубами, так и не удалось расслышать ни слова. В тонких пальцах профессора Клепсидры широкой желтой лентой развернулся пергамент, во внезапно наступившей тишине прозвучало первое имя.
— Андраш, Кирк.
Из шеренги почти силой вытолкнули побелевшего от волнения мальчика, тело его била крупная дрожь, трясущиеся руки поправили мантию. Едва мальчик неловко водрузил себя на трехногий табурет, профессор Клепсидра надела ему на голову ту самую ветхую шляпу, что Антонин обозвал носовым платком. И в без того тихом зале воцарилась звенящая тишина, даже фитили зачарованных свечей стали гореть безмолвно, без привычного похрустывания. Том почувствовал на затылке прерывистое дыхание Элджи, тому из-за небольшого роста пришлось приподняться на цыпочки, чтоб хоть что-то увидеть. Лицо Элджи отливало зеленоватым, словно при морской качке, обычно непослушные кудряшки поникли, прилипли к вспотевшему лбу. Том вздохнул с сочувствием, все таки холодные пальцы волнения добрались и до этого беспечного сердечка.
— Пуффендуй! – раздался внезапный выкрик.
Том вздрогнул от неожиданности. Элджи отпрянул, неуклюже пошатнулся, едва не ухнулся, но Антонин вовремя подхватил за шиворот, бесцеремонно, будто тряпичную куклу, водрузил на место.
Мальчик с тем же бледным лицом, поспешил затеряться среди учеников крайнего стола справа, его встречали радостными криками и подбадривающими похлопываниями. Следующим из шеренги по зову профессора Клепсидры вышел Ренсис Арад, шляпа после некоторого раздумья выкрикнула: «Слизерин»! Второй стол слева взорвался аплодисментами, несколько остроконечных шляп взметнулось вверх. Том бросил быстрый взгляд на Антонина, так и есть, от уха до уха конопатую физиономию располосовала довольная, как у сытого кота, ухмылка.
— Боумен, Анна, – прозвучало новое имя.
К табурету нетвердыми шажками вышла невысокая девочка, плечи укрывали искрящиеся, что на черной школьной мантии казались почти белоснежными, волосы. Том помнил ее, та молчаливая девочка, что была в магазине мистера Олливандера и у озера возле лодок. Боумен сконфуженно втягивала голову в плечи, словно надеялась спрятаться от пристальных взглядов учеников и преподавателей. Том на миг представил себя на ее месте, плечи непроизвольно передернулись, приятного и впрямь мало.
Распределительная шляпа лишь слегка коснулась жемчужных волос, как Большой зал огласил возглас:
— ПУФФЕНДУЙ!
Том проводил девочку долгим взглядом до стола пуффендуйцев, она села рядом с растерянным мальчиком, что первым надевал Волшебную шляпу. Так вот они какие, пуффендуйцы, размышлял Том с неприязнью. Неуклюжие, смущающиеся, никчемные, краснеющие или бледнеющие при любом удобном случае. Но он не такой, он не желает быть таким! А что если шляпа?.. закралась подлая мыслишка. Тогда завтра же вернусь в приют, твердо решил Том, плевать, что Крестная будет рвать и метать, плевать на подколки Уорлок и Стайна, терпел раньше, буду терпеть и впредь… Только теперь будет в сто раз тяжелее, подсказал все тот же услужливый шепоток. Да, тяжелее, поскольку уже держал в руках волшебную палочку, вжился в черную мантию, как во вторую кожу, успел ощутить себя волшебником.
Затем подряд получили распределение в Гриффиндор розовощекий мальчик, которого Августус называл Энтони Бэгменом, и Аврора Гловер. Следующим профессор Клепсидра объявила Инимикуса Грандчестера. Том даже вытянул шею, чтоб получше разглядеть золотоволосого.
Губы Августуса неслышно прошептали:
— Гриффиндор.
И, словно вторя ему, эхом прозвучал вердикт Волшебной шляпы:
— ГРИФФИНДОР!
— Как?.. – удивился Том, продолжая буравить взглядом спину Грандчестера. – Как ты догадался?
— Если мне не изменяет память, отец Грандчестера тоже учился в Гриффиндоре. Сыну туда дорога заказана…
Том с досадой обругал себя за несообразительность, так и не удосужился выведать у Крестной, где обучалась волшебству его мать. Если в Хогвартсе, то, на каком факультете?
Августус тоже следил за Грандчестером до самого стола факультета Гриффиндор, ученики которого сейчас громко скандировали имя новенького, только в отличие от Тома в его глазах было не любопытство, а беспокойство.
— Что-то гриффиндорцев многовато.
— Уже есть один слизеринец, – пробурчал Антонин за его спиной, добавил с уверенностью: – И, клянусь пустой головой гоблина, будут еще, по крайней мере, двое.
На лице Августуса, к удивлению Тома, на миг возникла искренняя улыбка, тут же исчезла, словно спугнули.
Профессор Клепсидра вновь называла имена, и новички отзывались. Бердж Д’Антонио получил распределение в Пуффендуй, а Робб Датс-Пайк в Слизерин.
— Скорее бы все это закончилось, – глухо пробормотал Том, стараясь не стучать зубами. На него вновь напала нервная дрожь, коленки с шумом бились одна о другую, если б не брюки, этот цокот услышали бы даже на том конце зала.
— Ты прав, – отозвался Антонин с ленивой неспешностью, зевнул сладко, во весь рот. – Редкостная скукотища, скорее бы добраться до моих схронов. Вот тогда повеселимся!
Августус, чтобы не слышали другие первогодки, бросил через плечо тихое:
— Смотри, чтоб Сенектус не нашел твои схроны первым, иначе ближайшие семь лет веселиться будешь за пределами Хогвартса.
— Мне все равно где веселиться, – буркнул в ответ Антонин.
Но Том по его голосу ясно понял, что Антонину далеко не все равно, где веселиться, но из упрямства огрызается, спорит, доказывает, что прав.
— Долохов, Антонин, – позвала профессор Клепсидра.
Августус отступил, давая дорогу Антонину, тот, довольно ухмыляясь, шепнул напоследок:
— Ну, други, шляпа даст, свидимся еще. Августус, я тебе место займу за столом.
Антонин совсем не переживал из-за распределения, или только делал вид, что не переживает. Но только он не бледнел и не краснел, шаги были широкие и уверенные, как и прежде. Том с трепетом, наверно большим, чем сам Антонин, ждал решения Волшебной шляпы. Вдруг чрезмерная уверенность подведет, шляпа решит все по-своему, выяснится, что Антонин ошибался. И тогда у Тома есть шанс…
— СЛИЗЕРИН!
Не ошибался, расстроился Том. Антонин ловко соскочил с табурета, задорно подмигнул Тому, тот в ответ выдавил тусклую улыбку.
Дальше потянулась нудная вереница имен, перед глазами мелькали безликие тени, что в мгновения ока становились членами одной из четырех «семей», шеренга постепенно худела, бреши в ней становились все больше.
Берт Дьюберри, Келли Залвин, Фил Иварт-Джонс, Рэндом Ившем…
— Ингл, Эмулус.
— КОГТЕВРАН!
Том пытался отвлечься от тяжких дум, потому смотрел в потолок, что в точности повторял очертания ночного неба. Отдельные звезды гасли, через некоторое время вспыхивали вновь, только по их мерцанию Том догадывался, где и какого размера проплыло облако.
Лорна Калбрет, Гил Като, Уоррен Корбитт…
— Кохен, Либелус.
— ПУФФЕНДУЙ!
— Ого, – донеслось до Тома приглушенное, словно сквозь плотный туман, ликование Элджи. – Либелуса определили в Пуффендуй! Здорово, правда, Августус? Он ведь сам говорил, что хотел бы там учиться.
Том ничего не выражающим взглядом уставился на сутулого мальчика, что направился к столу теперь уже своего факультета. Вновь поднял взгляд к потолку, внимательнее осмотрел теперь уже заколдованные свечи, крохотные огоньки на фитилях танцевали под одним им слышимый мотив.
Уотт Кромвелл, Девон Лабруа, Лацивия Люскомб…
Том слышал, как при звуке этого имени участилось дыхание Августуса, но продолжал следить за свечами.
— СЛИЗЕРИН!
Рядом шумно выдохнул Августус, Том почувствовал, как губы расплываются в, достойной самого Антонина, ухмылке. Элджи изнывал от бездействия, теперь, когда шеренга потеряла правильную форму, ему надоело стоять за спинами друзей, потому настырно протиснулся между Томом и Августусом.
— Майсден, Эрл.
— Слизерин!
Неподалеку без тени смущения или неловкости перешептывались две девочки-близняшки, словно точные зеркальные отражения друг друга. Элджи от любопытства едва шею не свернул, с пытливостью первооткрывателя спросил:
— Кто они?
Августус мельком глянул на беззаботно щебечущих близняшек.
— Сестры МакЭффи. Интересно, куда их определят?
— Чем интересно? – осведомился Том бесцветным голосом, продолжая созерцать звездный потолок, вовсе не глядя на сестер.
— Их старший брат, Диодор, учится в Пуффендуе, – с живостью отозвался всезнающий Августус. – Есть вероятность, что и сестры попадут туда же.
Том раздраженно поморщился, бойкий голос Августуса, словно говорливый весенний ручей, настырно нарушал его безмятежное состояние.
— Ну и что? Нам-то какое дело?
— Никакого, – огрызнулся Августус. – Просто рассуждаю.
Августус обиженно засопел, Том все также без особого интереса осведомился:
— Есть что-то, чего ты еще не знаешь?
Августус, не уловив иронии, ответил с серьезным видом:
— Наверно есть, но не надолго.
— Почему? – пришло время Тома удивляться, изумленно взглянул на Августуса.
— Потому что рано или поздно я узнаю и это, – последовал убежденный ответ.
К вящему интересу Августуса обе сестры, Батие́я и Ми́рина МакЭффи, попали в Когтевран. Близняшки сели рядом за столом, обнялись так, будто не виделись целую вечность, радостно залопотали о девчачьих глупостях.
— Миртл, Бонни.
От шеренги отделилась девочка с уродливыми очками в толстой оправе.
— ПУФФЕНДУЙ!
— О’Бэксли, Румор.
— СЛИЗЕРИН!
Августус неистово ругнулся, Элджи непроизвольно покраснел от услышанного, невезение ужасная штука: мало того, что О’Бэксли оказался полноценным волшебником, так еще и попал в Слизерин.
Озрик Олбанс, Кристина Освел…
— Ранк, Маргит.
Смуглая черноволосая девочка с надменным видом прошествовала к табурету, будто к собственному трону. Старая шляпа на несколько мгновений задержалась на ее голове, затем, к удивлению Тома, громко выкрикнула:
— ПУФФЕНДУЙ!
Том с непониманием смотрел вслед смуглой девочке. Смелая и упрямая, она вовсе не походила на пуффендуйку, еще недавно для себя и подруг смело отвоевывала у Антонина лодку. Быть может он истолковал что-то не так…
— Реддл, Том.
Том непроизвольно сжался, когда прозвучало его имя, сердце забилось чаще, чем у зайца перепуганного до смерти. Все вокруг померкло, очертания Большого зала размазались, сейчас ничего не было кроме него и старой Волшебной шляпы. Элджи шепнул что-то бодрое, Августус напутствовал напоследок, Том не слышал их слов, заметил лишь легкое движение губ. Он задержал дыхание и сделал те несколько шагов, что отделяли его от трехногого стула. Только, когда профессор Клепсидра водрузила ему на голову шляпу, с шумом выдохнул.
Шляпа безмолвствовала, как ему показалось уже очень долго. Том уж было подумал, что она уснула, чего еще ждать от старой Волшебной шляпы. Внезапно над ухом тихо вздохнуло:
— Сколько веков живу, а такого не видывала. Что ж мне с тобой делать?.. Способности, несомненно, есть, но как ими распорядишься?.. Есть жажда знаний, спесивость, гордый нрав…
Волшебная шляпа все рассуждала, а Том неуверенно оглядывал столы факультетов, он не успел сделать выбор. За столом Пуффендуя заметил робкую девочку с необычными жемчужными волосами, брезгливо поморщился. Уж не в Пуффендуе, решил Том твердо.
— Что? – спросила шляпа, будто подслушала мысли. – Отчего тебе не угодил Пуффендуй?
— Все говорят, что в Пуффендуе учатся глупцы и неумехи, – ответил Том и отчего-то покраснел.
— Глупцы? – изумилась шляпа. – Ты считаешь себя умным?
— Каждый считает себя умнее соседа.
— Хм, верно рассуждаешь… Тогда может Гриффиндор?
Том посмотрел за стол гриффиндорцев, к которым недавно присоединился золотоволосый мальчик. По спине скользнул холодок, Том с твердостью ответил:
— Нет. Не хочу в Гриффиндор, там… Грандчестер.
— Ну и ну, – подивилась шляпа. – Первый день в Хогвартсе, а уже есть недруги среди гриффиндорцев. Тогда, мой мальчик, тебе доро́га в… СЛИЗЕРИН!
Том слегка улыбнулся: из-за стола слизеринцев ему зазывно махал Антонин.
Едва Том сел рядом с Антонином, как тот веснушчатой лапищей хлопнул его по спине. Откашливаясь, Том со злостью посмотрел на счастливое лицо Антонина. Интересно, мелькнула мысль, а Антонин знает, что у него не ладонь, а совковая лопата? Конечно, знает, вон, как улыбается довольно.
— Ну, как ощущения? – поинтересовался Антонин.
— Еще не понял, – растерянно пожал плечами Том, непринужденно запустил пятерню в черные, как смоль, волосы. – Но чертовски рад, что все закончилось.
Он все никак не мог поверить своей удаче: шляпа уберегла его и от Пуффендуя, и от Гриффиндора, а определила в Слизерин, вместе с Августусом, Антонином и Элджи. Невиданное везение! По закону справедливости после такого ближайшие несколько лет удача в праве его покинуть. Ну и пусть, храбрился Том, дальше сам справлюсь, самое тяжелое позади.
Антонин опасливо покосился на Сенектуса, что сидел на противоположной стороне стола, но чуть впереди, шепнул Тому на ухо:
— Это хорошо, что ты попал в Слизерин. Значит, я уже сегодня смогу забрать у тебя свои припасы.
Вот и ладненько, подумал Том с облегчением, чем раньше, тем лучше.
— Рейченбах, Роланд.
— Гриффиндор!
— Рикрофт, Элджи.
Никто не отозвался, первогодки переглядывались между собой недоуменно, шеренга беспокойно заворошилась. По столам факультетов пошел взволнованный шепот: неужели произошла ошибка? Сенектус смешно вытягивал шею, на лице отразилась тревога, пытался разглядеть брата среди других новичков.
Профессор Клепсидра замешкалась, сверилась со свитком, повторила настойчивее:
— Рикрофт, Элджи!
Из группы детей запоздало вывалился взъерошенный мальчик, сделав всего несколько шагов, нелепо взмахнул руками, со звучным шлепком растянулся на полу. По Большому залу прокатилась волна смеха, даже некоторые преподаватели сдержано заулыбались. Том взглянул на Сенектуса, тот закрыл ладонью глаза, тихо постанывал:
— Неужели в Пуффендуй?.. Хорошо хоть родители не увидят…
По обреченному тону, каким говорил Сенектус, Том еще раз убедился, что стать пуффендуйцем подобно позору… или неизлечимой болезни. Слабоумию, например.
Тем временем Элджи уже вскарабкался на трехногий стул, мантия с одного плеча сползла. Ему на голову водрузили Распределительную шляпу. Разумеется, Том не слышал, что говорит шляпа, но видел, как едва заметно шевелятся губы Элджи, отвечает или упрашивает.
Широкие по́лы Распределительной шляпы дрогнули, посыпалась вековая пыль, скрипучий голос огласил решение:
— СЛИЗЕРИН!
Сенектус аж подпрыгнул от неожиданности, ошалело, словно спросонок, огляделся.
— Что? Что она сказала?
К их столу с ликующей улыбкой на разрумянившемся лице уже спешил Элджи.
— Слизерин! Сенектус, я тоже в Слизерин! – зачастил Элджи, едва не повизгивая от счастья.
Ученики четырех факультетов с интересом наблюдали за потешным мальчуганом: таких слизеринцев еще никто не видывал, да и вряд ли еще увидят. Сенектус лихорадочно огляделся, к нему вновь вернулось самообладание, шикнул на брата сердито:
— Тише, ты привлекаешь слишком много внимания.
— Молчу, – пискнул Элджи, тихонько прильнул к брату, чтобы стать совсем маленьким и неприметным.
Сенектус недовольно поморщился, но не отстранился.
— Кхм-кхм, – прокашлялась профессор Клепсидра, желая вернуть внимание аудитории. Выкрикнула следующее имя: – Роджерс, Фрейзер.
После того как Роджерс с довольным видом отправился в Когтевран, профессор Клепсидра назвала имя…
— Руквуд, Августус.
— СЛИЗЕРИН!
— Кто б сомневался, – хмыкнул Антонин.
Августус неспешно дошел до их стола, сел на уже специально приготовленное место, между Антонином и Томом.
— Селборн, Сагита.
— Пуффендуй!
— Станц, Майкл.
— Когтевран!
— Тамиш, Тибия.
На табурет вскарабкалась девочка с ямочками на порозовевших от волнения щеках.
— ПУФФЕНДУЙ!
— Ну и долго еще этот концерт будет продолжаться? – простонал Антонин, ни к кому лично не обращаясь.
Сенектус, как примерный ученик и староста, сидел с прямой спиной, верным взглядом смотрел на преподавательский стол, порой казалось, что совсем не дышит. Элджи притомился, почти дремал, прислонившись к брату, слишком много переживаний за один вечер. Тому и самому порядком надоела процедура распределения, одно дело ждать своей очереди, и совсем другое наблюдать со стороны. Никого из оставшихся в шеренге новичков он не знает, так не все ли равно какой факультет их примет? Августусу, судя по всему, было не все равно, поскольку с кроличьим интересом наблюдал за распределением, боясь пропустить знакомое лицо.
Антонин нетерпеливо поерзал по лавке, сказал настойчивее:
— Мне надоело! Почему не подают ужин?
— Потому что распределение не закончилось, – отпарировал Сенектус, даже не поворачивая головы.
Антонин посмотрел на Сенектуса исподлобья, как можно более незаметно ткнул Августуса в бок. Августус охнул, согнулся пополам, потирая ушибленные ребра, придушенно выдохнул:
— Ты что идиот? Больно ведь…
— Тсс… говори тише. У тебя есть что-нибудь пожевать?
Августус принялся усерднее растирать бок, покосился на Антонина правым глазом.
— Нет. С чего ты взял?..
Антонин ответил тяжелым, как вековой гранитный утес, взглядом, промолвил непреклонно:
— Не юли. Сказки вон… Элджи рассказывать станешь, а я ни за что не поверю, что мать тебе ничего не всучила на дорогу. Что в меню?
Августуса перекосило сильнее прежнего, как ни старался, никогда не удавалось устоять перед обезоруживающим напором Антонина, буркнул неохотно:
— Тыквенные лепешки. Две.
— Сойдет!
Антонин сладко облизнулся, потер руки в предвкушении. Августус осмотрелся, украдкой глянул на Сенектуса, руки его с торопливостью шарили в складках мантии, через мгновение выудил сверток, от которого вился ароматный дымок свежих лепешек. Антонин благодарно принял сверток под столом, стал аккуратно разворачивать. Том мог поклясться старой церковью Сент-Кросс, что Антонин за это время не издал ни одного лишнего звука, ни шуршания, ни чавканья. Однако…
— Убери! – бросил Сенектус резкое, продолжая смотреть на преподавательский стол.
Том запоздало понял, что от удивления распахнул рот, поспешно закрыл. У Сенектуса, как и у любого нормального человека, не было глаз на затылке. Как же…
— Антонин! Убери сейчас же! – повторил Сенектус, только затем обернулся, голубые глаза недобро блеснули.
— Перебьешься. Я ехал в школу, а не в Азкабан… – промычал Антонин с набитым ртом, глотательным движением продвинул кусок по горлу, добавил внятнее. – Хотя даже там кормят вовремя.
— Тодд, Марисса, – вновь донесся до них голос профессора Клепсидры.
— Когтевран!
Элджи испуганно отстранился от брата, Сенектус потянулся к левому рукаву, где должно быть находилась волшебная палочка.
— Немедленно, – предостерег Сенектус почти ласковым тоном.
Они мгновение смотрели друг другу в глаза, Тому показалось, что между Сенектусом и Антонином мелькнули еле заметные разряды молний. Августус панически оглядывался на Главный стол, опасаясь, что ссору заметит кто-нибудь из преподавателей. Антонин свирепо скрипнул зубами.
— Гоблин тебя забери!
Он со всей злости хватил по столу кулаком, золотые приборы обиженно брякнули, несколько вилок полетело на пол. Слизеринцы, что сидели неподалеку устремили на Антонина возмущенные взгляды, но, заметив разгневанного Сенектуса поспешно отворачивались. Старосте Слизерина лучше не попадаться под горячую руку.
— Феррис, Белладонна.
— Слизерин!
— Не можешь сладить с новенькими, Сенектус? – елейным голоском осведомилась девушка из-за соседнего стола, за которым сидели гриффиндорцы.
Том мгновенно узнал эту строгую черноволосую девушку с серебряным, как и у Сенектуса, значком старосты. Там на платформе 9¾ она помешала их разговору с Грандчестером, словно последствия такой встречи знала наперед.
Не оборачиваясь, Сенектус бросил через плечо озлобленно:
— Следи за своими, МакГонагалл.
— С моими все отлично, тишь да гладь. Только слизеринцев и слышно.
— Да неужели, – ухмыльнулся Сенектус, порывисто развернулся к МакГонагалл в пол-оборота. – А я во время поездки слышал шум из второго вагона. Дай вспомню, кто там находился… Ах да, гриффиндорцы! Тихие и спокойные, гриффиндорцы. Драка была между третьекурсником и пятикурсником, если не ошибаюсь, слышал, и новичкам досталось на орехи.
МакГонагалл оскорблено фыркнула:
— Третьекурсником был когтевранец!
— Ну конечно. Храбрый гриффиндорец тузил умного когтевранца, не смотря на то, что старше его на два года. Лихо, МакГонагалл! Ты Дамблдору так все объяснишь?
МакГонагалл в поисках аргументов перевела взгляд на слизеринцев, что сидели рядом с Сенектусом, цепкий взгляд в мгновение ока вычленил Тома и Августуса. МакГонагалл прищурилась, по-видимому, припоминая, где видела эти лица, тонкие губы изогнулись в торжествующей улыбке.
— Твои тоже сегодня едва не подрались. Еще до отправки поезда, на перроне.
— Грандчестер сам искал ссоры! – вмешался в разговор Августус, почувствовав, как запахло жаренным.
Сенектус в раздумье потер подбородок.
— Не тот ли это Грандчестер, что некоторое время назад определили в Гриффиндор?
— Он самый, – улыбнулся Антонин счастливо.
МакГонагалл обожгла Антонина испепеляющим взглядом, но к ее досаде, тот и не поморщился, заявила с вызовом:
— Вам это не поможет, в этом году Кубок школы будет у Гриффиндора.
— Не зарекайся, МакГонагалл, – предостерег Сенектус.
МакГонагалл демонстративно вздернула подбородок, не проронив больше ни слова, отвернулась от слизеринского стола.
— Харт, Честер.
— Когтевран!
Сенектус тоже сел как следует, спокойно посмотрел на присмиревшего Антонина, что лениво ковырял вилкой белоснежную скатерть. Кроме крошек на губах Антонина, ничего не напоминало об их недавней перепалке, Сенектус вновь повернулся к преподавательскому столу.
— Хорнби, Оливия.
— Слизерин!
На месте, где еще совсем недавно стояла стройная шеренга новичков, одиноко стоял светловолосый мальчуган.
— Эдкок, Дариус.
— Пуффендуй!
Место возле преподавательского стола опустело, профессор Клепсидра убрала тонконогий табурет, бережно унесла древнюю Волшебную шляпу.
— Наконец-то, – вздохнул Антонин с облегчением. – Я уж думал, помру молодой и красивый.
— Обязательно помрешь, – услужливо поддакнул добрый Элджи, – только старый и уродливый.
Антонин, подозрительно сощурившись, смерил Элджи недружелюбным взглядом, но в ясных глазах не было и намека на издевку, все слова от чистого сердца и с искренним недоумением, почему Антонин смотрит так грозно.
Профессор Клепсидра заняла свое место за преподавательским столом. Директор Диппет с трудом, сидящие рядом профессора даже поддержали его под руки, приподнялся с золоченного кресла, тусклый старческий голос разнесся по Большому залу:
— Я рад приветствовать новых учеников, равно как и прежних. Каждый год первого сентября Хогвартс распахивает Главные ворота, в надежде, что вы вернетесь. И тихая в летние месяцы школа вновь оживает сонмом ваших радостных голосов. Только что первогодки прошли посвящение, отныне вы приняты в нашу семью, и имя ей «Хогвартс». И как в каждой семье, здесь есть свои правила. Во-первых, всем ученикам без исключения возбраняется ступать на территорию Запретного леса. Во-вторых, запрещено творить в стенах школы безобразия. В-третьих, нельзя покидать ночью спальни, а в особенности гостиные факультетов… Что ж вижу, вы утомлены, потому не стану докучать долгими речами и наставлениями. Еще раз приветствую всех! Да начнется праздничный ужин!
Директор грузно плюхнулся обратно в кресло. Антонин встрепенулся.
— Августус, что он сказал после слов «рад приветствовать новых учеников».
Августус небрежно отмахнулся, он сам едва не уснул за тягучей, как трехдневный кисель, речью директора, перевел усталый взгляд на стол, едва не свалился со скамьи. На столе на тарелках и в кубках, что минуту назад блестели золотой пустотой, возникли блюда, которые утолили бы даже самого искушенного гурмана. Том разинул рот, прожив всю жизнь в сиротском приюте со строгим англиканским уставом, он и представить не мог, что существуют такие яства. Ветчина свежепросольная, вареная, копченая, грузди соленые, ровные горки зеленого гороха, грибы маринованные, жаренные, тушеные, колбаса свиная из ливера, кровяная, копченая, белужина и судак маринованные, сосиски свежие, рассыпчатая каша на грибном бульоне, заяц копченый, рыжики соленые, рулеты из фаршированной дрофы, сыр яблочный, сыр из слив, сыр фермерский белый, пироги с семгой и сельдью копченой, холодная говядина, котлеты из молочного теленка, копченый гусь с соусом из чернослива, всевозможные пирожки…******
— Кормят на убой, – подумал Антонин вслух, после недолгого замешательства потянулся к блюду с дымящимися куриными окороками.
Том последовал его примеру, ел без спешки, но с наслаждением, пустой желудок постепенно приятно отяжелел, по телу расползлось приятное тепло. В какой-то миг Том почувствовал, что не только сыт, а более того – лопнет, если откусит еще хоть кусочек пирога. Он отпрянул от опустевшей тарелки, обвел стол осоловевшим взглядом. К его изумлению, тарелки вмиг опустели, в следующее мгновение уже ломились от многообразных сладостей.
Том тяжело охнул, но решил, что все же не простит себе, если не отведает всего понемногу. Из десерта он запомнил только свой любимый ежевичный джем, что тоже оказался на столе, и сочные груши в меду. Названия большинства других сладостей он просто не знал, а спрашивать было некогда, все за обе щеки уплетали угощения.
Когда ужин закончился, Том с трудом отвалился от стола, теперь мечтать можно было только о мягкой кровати с теплым одеялом да о добротном сне. Сенектус встал первым.
— Первокурсники, следуйте за мной! Не отставайте!
Том поднялся вместе со всеми, двинулся за Сенектусом, что должен сопроводить их до гостиной Слизерина. Первокурсники слизеринцы дружным гуськом вслед за старостой покинули Большой зал. Рядом с Томом бесновался Августус, нетерпеливо вертел головой, даже поднимался на цыпочки, оглядывался назад. Том, наконец, не вытерпел:
— Ты чего?
— Антонина потерял, – пожаловался Августус. – Не видел? Он специально ускользнул, пока я отвлекся.
Том с недоумением приподнял брови.
— Ну, ускользнул и ускользнул. Он не маленький – не потеряется. К чему беспокоиться?
— Потеряется – это еще полбеды. Вот учудит что-нибудь в первый же день, потом умоемся горькими слезами.
— Зря ты так, – укорил Том. – Антонин, конечно, с причудами, но даже для него это слишком.
Августус пробурчал с недовольством:
— Ты его сколько знаешь? Без малого день! А я не первый год, и мне доподлинно известно, о чем он думает и что сделает в ту или иную секунду.
Через несколько коридоров Сенектус повел их по лестницам, что спускались все ниже и ниже. Тому, казалось, что они уже давно идут по подземным переходам. Коридоры не отличались приветливостью: мрачные стены, сложенные из огромных каменных глыб, шаги учеников по таким же ступеням отдавались устрашающим эхом, из соседних коридоров доносились звуки капающей воды. Порой слышались странные стоны и перешептывания. Не на шутку перепуганный мальчуган жался к друзьям, тыча пальцем за угол, сбивчиво лопотал, что секунду назад там мелькнуло белесое тело привидения. Коридоры подземелья напоминали лабиринты, были совершенно безлюдны. Том уже стал опасаться, что Сенектус собьется с пути, и тогда они навсегда потеряются в сумрачных переходах.
Однако вскоре Сенектус сделал знак первокурсникам, остановился возле неприметной, если не считать влажные потеки и зеленый мох, каменной стены.
— Змеиная линька! – произнес Сенектус внятно.
Подземелье огласилось нестерпимым скрежетом, будто две черепахи терлись панцирями, часть стены отъехала в сторону, открывая проход в гостиную Слизерина.
____________________________________
* Лаци́вия Люско́мб – лацивия (от лат.) – разврат. {хм, навеяно слизеринской этикой}
** Э́мулус Ингл – эмулус (от лат.) – соперник.
*** Ли́белус Ко́хен – либелус (от лат.) – книга.
**** Ру́мор О’Бэксли – румор (от лат.) – молва. Типичный сплетник, болтун.
***** Греине́ Клепси́дра (преподаватель астрономии, заместитель директора Хогвартса). Имя отражает характер деятельности персонажа. Греине́ – ирландское женское божество (от grian – «солнце»). Клепсидра – стеклянный сосуд песочных часов, иногда вместо песка используется жидкость.
Имена некоторых других персонажей тоже «говорящие», но я назову их толкование несколько позже, поскольку такое количество звездочек-сносок элементарно нервируют.
****** Меню частично взято из книги «Передышка в Барбусе» Ю. Никитина. Из рациона англичан ничего кроме овсянки и чая не знаю. :-Р

☺ ГЛАВА 6: ПРОКЛЯТИЕ САЛАЗАРА СЛИЗЕРИНА ☺


Том и Августус после нескольких безуспешных попыток все же нашли незанятую спальню, в которой на удачу находились и их чемоданы. В спальне было темно. Едва Том вошел вслед за Августусом, на стенах мгновенно вспыхнули несколько факелов, в спальне ощущался приятный уют, что после долгого блуждания по подземельям был весьма кстати.
Почти угасшее в камине пламя, как показалось Тому, с их приходом радостно встрепенулось, оранжево-алые язычки беспокойно замелькали в диком танце, каждый рвался повыше, туда, где еще осталось свежее и сочное дерево, что намного вкуснее пресной золы на дне каминной решетки, поленья аппетитно захрустели. Красные всполохи вычленили из темноты пять кроватей, что расположились полукругом. На кроватных шестах, словно неуклюжий громоздкий зверь на четырех деревянных лапах, навис бархатный темно-зеленый полог. Его, подобно сытым змеям, обвили гибкие изумрудные шнуры с распушенными, как на кончиках львиных хвостов, кисточками. Справа, между первой кроватью и камином, была еще одна дверь, сквозь приоткрытую щель просачивался бодрящий запах лимонного мыла и чего-то незнакомого.
Спальня располагалась на этаж выше, чем Общая гостиная, потому в дневные часы освещалась не пламенем факелов, а солнечными лучами, что проникали через два окна с высокими подоконниками. Теперь же в окнах мерцали лишь холодные звезды, из-за рваного облака выглядывал округлый бок стыдливой луны.
Августус, не разуваясь, повалился на кровать, возле которой аккуратной пирамидкой сложены его вещи, вздохнул всей грудью. Том присел на свою кровать, в раздумье посмотрел на старенький чемодан с выскобленными ножом инициалами «Т.Н.Р.». Куда запропастился Антонин? Ведь половина его вещей все еще в чемодане Тома, а признаться честно Том опасался открывать чемодан без Антонина. Вдруг там какие-нибудь сюрпризы волшебного мира. Даже пижаму не вынуть, подумал Том с досадой.
Дверь в спальню приотворилась, несмело заглянул темноволосый мальчик с ямочкой на подбородке.
— Здесь есть еще свободные койки?
Августус оживился, приподнялся на локтях.
— Смелее, Гил, заходи. Еще три кровати пустуют.
Мальчик, по имени Гил, прошел по дуге мимо каждой кровати, остановился у той, что была ближе к камину, радостно охнул.
— Вот он, мой чемодан! А я уж все спальни оббегал. Испугался, вдруг по ошибке затеряли.
Гил для более удобного пользования стал перекладывать вещи, оттолкнул чемодан, принялся разворачивать пухлые тюки, где, по всей видимости, находилась пижама. Том с интересом наблюдал за действиями нового соседа, с которым предстояло жить в одной спальне ближайшие семь лет.
Дверь распахнулась от звучного пинка, Августус ошалело подскочил на кровати, Том вздрогнул от неожиданности, в спальню бесцеремонно вломился рослый конопатый мальчик. Антонин Долохов, а это был именно он, хозяйским взглядом окинул спальню, на его плечах громоздился вещевой чемодан, такой же нес в другой руке.
— Като! – рявкнул Антонин с порога. – Ты перепутал спальни, твоя далее по коридору.
Гил недоуменно хлопал глазами, смотрел то на Антонина, то на свой чемодан, возразил нерешительно:
— Но мои вещи здесь.
Антонин широкими шагами пересек комнату, прицельным пинком отправил чемодан Гила за дверь. Чемодан перелетел через порог, с чавкающим звуком распахнул пасть, извергая содержимое, по ступенькам в беспорядке рассыпались тетради и школьные принадлежности. Тому послышался звон стекла, словно разбилась чернильница.
— А теперь они там, – удовлетворенно осклабился Антонин. – Догоняй, а то растащат.
Гил открыл рот, чтобы гневно возразить, но напоролся на недоброжелательный взгляд Антонина, судорожно сглотнул.
— Умеешь ты ладить с людьми, Долохов, – задумчиво пробормотал Августус, наблюдая, как Гил спешит покинуть комнату.
Едва Гил Като скрылся в дверном проеме, там возник высокий долговязый силуэт.
— Приветствую дорогих соседей!
— Во имя всех святых, – тихо заскулил Августус. Согнувшись пополам, словно при коликах, он медленно сполз с кровати, там и затих.
Том с недоумением посмотрел на Августуса, перевел осторожный взгляд на новоприбывшего, внимательно пригляделся. Это был тот болтливый мальчик – О’Бэксли, – которого Августус советовал остерегаться. О’Бэксли прошел к свободной кровати, принялся осматривать чемоданы рядом с ней. Антонин бросил быстрый взгляд на притихшего на полу Августуса, неспешным шагом направился к О’Бэксли.
— Привет и тебе любезный. Ты часом не перепутал спальни?
Том с опаской следил за странно замедленными движениями Антонина, тот сейчас походил на дикого кота, что крадется к своей жертве.
— Нет, я уже все обошел, – беззаботно ответил О’Бэксли, широко улыбнулся. – А мои вещи все это время были здесь.
Из-под кровати Августуса послышался жалкий скулеж:
— Антонин, почему ты не выкинул его вещи? С Като вполне можно было ужиться.
Антонин в замешательстве развел руки в стороны, на конопатом лице отразилось искреннее недоумение.
— Ну, извини, Августус, на тебя не угодишь.
Антонин неуверенно потоптался на месте, темно-карие глаза алчно ощупали чемодан Тома, словно голодный цепной пес, шумно сглотнул слюну, скосил глаза на О’Бэксли, что суетливо ворошился в своем чемодане.
Антонин внезапно хлопнул себя по лбу, воскликнул весело.
— Совсем из головы вылетело! О’Бэксли, тебя же Сенектус искал. О чем-то важном хотел потолковать.
— О чем? – смешался О’Бэксли, отложив пижаму.
— Тебе виднее, – нагло выкрутился Антонин. – Не знаешь? Ну, так пойди и спроси! Или ждешь, пока он сам придет?
Едва дверь спальни закрылась за О’Бэксли, как Антонин резвее лесной рыси бросился к чемодану Тома. Том поспешно отшатнулся, ежели этот конопатый плечом заденет – костей не соберешь. Антонин действовал молча и быстро, через пару мгновений все подозрительные свертки и бутыли со странного цвета жидкостями перекочевали в его объятья.
Августус вновь вскарабкался на кровать, отозвался вялым голосом:
— А врать – нехорошо.
— Зато эффективно… – пропыхтел Антонин.
Бережно, словно бесценную семейную реликвию, Антонин облапил свое богатство, поправил подбородком особо шаловливую пробирку, что норовила вывалиться. Только потом сообразил, что забыл открыть свой чемодан, где и собирался добро прятать.
— Том, открой мой чемодан. Живее, у меня уже руки немеют!
Том послушно щелкнул нехитрыми замочками, и тут же на него обрушилось что-то большое и склизкое, опрокинуло на спину, стало топтаться на лице широкими перепончатыми лапами. Том с трудом отлепил от себя пузатую оливково-бурую лягушку, та смотрела желтыми выпученными глазищами с подозрением и недовольством, квакнула возмущенно. Том презрительно скривился: из огромного рта пахнуло болотной тиной и илистым перегноем. Лягушка истово затрепыхалась, била всеми четырьмя лапами, руки Тома мгновенно покрыли царапины и ссадины.
Антонин тем временем аккуратно укладывал свое богатство, бросил на лягушку и Тома беглый взгляд, проронил успокаивающе:
— Не бойся, Телёнок! Это Том, он тебя не обидит.
Лягушка, которую Антонин почему-то назвал Теленком, совсем его не послушалась, наоборот, затрепыхалась еще сильнее, пока пальцы, что ее удерживали, не разжались. Лягушка с силой оттолкнулась, Том едва вновь не упал на спину, настолько сильным был толчок, одним громадным прыжком оказалась в центре комнаты, уже оттуда одарила Тома презрительным взглядом и демонстративно повернулась толстым задом.
И впрямь телёнок, подумал Том оскорблено, раны сильно саднили и зудели, еще подхватит от этого болотного чудища какую-нибудь неизлечимую болезнь. Бородавки или струпья. Том резво подскочил, метнулся в ванную мыть руки, Августус проводил его понимающим взглядом.
Когда Том закрыл кран, и струя воды перестала шумно бить по стенке раковины, из комнаты послышался радостный вопль.
— Ой, какая прелесть!!!
Сегодня Том уже слышал этот голос. Он неспешно вытер руки махровым полотенцем, на котором красовался герб Слизерина, вернулся в комнату. На полу на корточках сидел Элджи, лицо озаряла счастливая улыбка, в его объятьях трепыхалась полузадушенная лягушка Антонина. Бедное животное упиралось всеми четырьмя, изо всех сил отпихивалось от мучителя, из большой пасти вперемешку с бульканьем вырывались жалобные всхлипы. Лягушка бросала гневные взгляды на Антонина, выпученные желтые глаза походили на два теннисных мячика, что вот-вот лопнут. Антонин даже не смотрел в ее сторону, сидел на своем чемодане, как порядочный положил руки на колени, выпрямил спину, на скуластом лице застыла маска равнодушия.
На пороге в недоумении замер Сенектус, он переводил брезгливый взгляд с пищащих в две глотки Элджи с лягушкой на остекленевшего Антонина, что даже не пытался помочь своему питомцу.
— Антонин, я думал твои вещи в другой комнате.
— Наверно, ты ошибся, – ответил Антонин одними губами, лицо осталось бездвижно, немигающий взгляд упирался в противоположную стену.
Сенектус недоверчиво прищурился, пробормотал:
— Не мог я ошибиться. Я ведь лично… Чертовы домовые эльфы! Опять все перепутали. Их тупости даже гоблины завидуют… Элджи, немедленно отпусти эту гадость! Неизвестно, чем она болела… или еще болеет. Вон как глаза таращит. Я не спрашиваю тебя, хорошая она или нет? Я говорю, отпусти!
Элджи взглянул на брата влажными воловьими глазами, пышные, словно у девочки, ресницы часто захлопали, во взгляде читалась мольба.
— Ну, Се-е-енектус.
— Я уже пятнадцать лет – Сенектус. Оставь пучеглазую и пойди руки вымой. Про мыло не забудь!
Элджи неохотно отлепил от себя бурое чудовище, которое, напротив, безумно обрадовалось такому повороту дела, под кроватью Антонина только и мелькнул неуклюжий, покрытый крупными бородавками, зад. Элджи проводил лягушку печальным взглядом, курчавая голова поникла, послушно поплелся в ванную. Сенектус строго проследил за братом, едва оттуда донесся шум воды, не проронив ни слова, покинул спальню.
Антонин, словно терпел целую вечность, шумно выдохнул, полог над его кроватью покачнуло.
— Есть еще на свете справедливость…
Пока еще кто-нибудь не пожелал посетить их спальню, Антонин поспешно затолкал под кровать чемодан с бесценным тайником. Ответом ему послужило рассерженное кваканье-мычание питомца, которому, видимо, не хотелось делить убежище с бесцеремонным чемоданом.
— Значит Элджи и есть наш пятый сосед, – рассуждал Августус вслух, при этом загибая пальцы. – Хорошая, однако, компания подобралась… сплетник, бедокур, умственно отсталый и… Том, а ты вообще для меня темная лошадка! Кроме имени ничего о тебе не знаю.
— Во мне нет ничего интересного, – пожал плечами Том, как можно с более непринужденным видом принялся расправлять постель.
Он явственно чувствовал, как пытливый взгляд Августуса скользит вдоль его спины, словно надеясь на ней прочесть историю жизни Тома. Том крепче стиснул зубы, только бы Августус ничего не спросил. Не сейчас! Потом он придумает достоверную небылицу, в которую поверит любознательный Руквуд, но только не сейчас.
Из ванной вышел насупленный Элджи, с подбородка стекали капельки воды, мокрые завитушки волос прилипли ко лбу. Повеселевший Антонин плутовато ухмыльнулся.
— Элджи, не нужно было понимать так буквально!
— Ты о чем?
— Ну, как же. Сенектус велел, помыть руки с мылом, но ни слова не сказал о полотенце. Однако ты мог и им воспользоваться.
— Не хочу, – огрызнулся Элджи, плюхнулся лицом вниз на свою кровать, затих.
Ухмылка медленно сползла с губ Антонина.
— Эй, убогий! Не дуйся, я пошутил.
— Я не дуюсь, – приглушенно ответил Элджи, но головы не поднял.
Дверь в спальню уже в который раз за вечер отворилась. Вошел измотанный, будто обегал весь Хогвартс, О’Бэксли, грудь часто вздымалась, на лбу выступила испарина.
— Антонин, я не нашел Сенектуса.
— Правда? – изумился Антонин вполне искренне. – А он только что был здесь, вы верно разминулись. Но не беда! Сенектус просил передать, что сам тебя найдет… потом. Сейчас он очень занят, просил не беспокоить.
О’Бэксли некоторое время недоверчиво смотрел на Антонина, затем, вроде бы поверив, устало поплелся расправлять постель.
Том, переодевшись в пижаму, блаженно скользнул под мягкое одеяло, усталые ноги гудели, как шмели после долгого трудового дня. Время до сна еще оставалось. Он подложил под спину подушку, неуклюжий фолиант по «Родословным волшебников сквозь века: самодополняющееся пособие» устроился на коленях. Том с нетерпением принялся перелистывать постаревшие от пыли и частых прикосновений страницы. Он не знал, да и не желал знать, родственников по линии отца-магла, изнутри изъедала жажда – найти близких в этом мире, среди волшебников. Поначалу он жадно вычитывал имена предков, изысканные и необычные, представлял их голоса и лица, чтобы лучше и как можно больше запомнить. Но когда наткнулся на уже известное ему имя «Салазар Слизерин», все другие имена предков из головы, будто ветром выдуло. Слизерин был его предком? Том несколько раз глубоко вздохнул, унимая частое, как у трусливого зайца, сердцебиение, перевернул очередную страницу.
Слизерину посвящалось целых пять страниц мелких заковыристых буковок, в то время как на основателя рода волшебников, к которому теперь причислял себя Том, не потрачено и страницы. Авторы книги высказывались устаревшим вычурным языком, многих слов Том не понимал, но то уважение, с каким они говорили о Салазаре Слизерине, было ясно даже ему. Том истолковывал такое почтение тем, что Слизерин был одним из четырех основателей Хогвартса, ведь один из факультетов носил его имя. Дальше следовал отрывок из баллады «Об основании Хогвартса», в котором Слизерин изображался своенравным и тщеславным, самым сильным волшебником из четырех зачинателей. Когда между основателями Хогвардса вышел разлад, писалось в легенде, Слизерин в гордом одиночестве покинул школу…
— Вы собираетесь спать или нет? – вспугнул мысли Тома раздраженный голос Августуса.
Комнату озаряли лишь два одиноких огонька – лампы Тома и Антонина. О’Бэксли мерно посапывал, наверно, видел уже десятый сон, а Элджи моргал все медленнее и медленнее, вскоре и с его койки послышалось ровное дыхание, какое бывает только у спящих.
— Мы тебе разве мешаем? – осведомился Антонин с невинным видом. Укутавшись одеялом так, что выглядывала лишь уморительно задумчивая физиономия, он чем-то подозрительно шуршал.
— Какой ты догадливый, – огрызнулся Августус, – аж завидки берут. Так мы будем спать?!
— Ну и зануда же ты, Руквуд, – вздохнул Антонин, нехотя отложил порошки в тонких пергаментных конвертиках.
Том был отчасти согласен с Антонином, бросать чтение на самом интересном месте вовсе не хотелось, но рассудительный Августус как всегда прав: время позднее, а вставать рано. Он потянулся к чемодану, что устроился под кроватью, втиснул в него фолиант, напоследок, словно прощаясь, погладил по шероховатой обложке.
Свет в спальне погас.
Антонин еще некоторое время ворочался с боку на бок, но затем стих. Сон не желал приходить, Том смотрел вверх, пока глаза не привыкли к темноте, и он не смог разглядеть каждую складочку полога, показалось, что даже различает его темно-зеленый цвет.
Том горько усмехнулся: в комнате царит завидная тишина, а он не может уснуть. Просто не привык к тишине, оправдывался Том перед самим собой. Каждая ночь в приюте в общей спальне полнилась многообразием звуков: храпом рыжего Пиклса; тиканьем больших настенных часов; шагами бодрствующих сестер, что совершали ночные обходы; перешептыванием Уорлок и Стайна, те вновь придумывали для него новую пакость; скрипом старых покосившихся ставен; тихими всхлипами мальчиков, что лишь несколько дней назад стали сиротами. Так вспоминая звуки прежней спальни, Том не заметил, как неслышными шагами подкрался сон.

***

Он проснулся от какой-то возни в комнате. Тому показалось, что это сопят и ворчат неповоротливые медвежата, словно пытаются выкорчевать столетний дуб, который рос еще до их рождения.
— Пустите, я его мигом заткну, – яростно прошипел странно знакомый голос.
Том спросонок лишь с третьего раза нащупал лампу, та мгновенно зажглась от одного прикосновения. Тусклый свет очертил три фигуры, скрученные в шевелящийся клубок. Том с изумлением уставился на происходящее, порывисто сел.
К кровати О’Бэксли замедленно, словно в вязком киселе, шаг за шагом приближался Антонин. Лицо его в потемках выглядело свирепо, на лбу вздулась синяя жилка. На Антонине, как рождественские гирлянды на елке, повисли Элджи и Августус. Оба с раскрасневшимися от усердия лицами, упираясь ногами в ковер, они зачем-то пытались удержать Антонина, чтобы тот не сделал следующий шаг.
— Вы чего? – удивился Том.
— Он во сне разговаривает… – пропыхтел Элджи, хватаясь за Антонина вспотевшими ладонями.
— Кто?
— О’Бэксли, – прорычал Антонин, вновь шагнул вперед. – Но сейчас он замолчит навечно…
Том перевел недоуменный взгляд на кровать О’Бэксли, только теперь в шебаршении потасовки различил слабое бормотание. О’Бэксли лежал на спине, распластавшись, как морская звезда на песчаном пляже, лицо перекосила гримаса безграничного счастья, с губ срывались бессвязные реплики. По некоторым словам, которые все же удалось услышать, Том догадался, что О’Бэксли во сне разговаривает с кем-то из родителей, упрашивает о желанном подарке. Судя довольной улыбке, О’Бэксли все-таки удалось его выклянчить.
Том вновь взглянул на побагровевшее от ярости лицо Антонина. Удивился. Ведь Антонину сопротивления Элджи и Августуса не бо́льшая помеха, чем медведю охотничьи псы. Эти двое уже давно обессилили, Антонин может враз их смахнуть, как надоедливых блох… но нет, терпит. Не обращает внимания, хоть и надоели по глазам видно.
— Если он тебе мешает закрой уши, – убеждал Августус, из последних сил цеплялся за плечо Антонина. Уже и не понятно то ли удерживает друга, то ли сам за него держится.
— Я лучше закрою ему рот… – посулил Антонин замогильным голосом, – тринадцатью зуботычинами.
Он остановился на короткое мгновение, сделал обманный маневр, затем стремительно рванулся, Элджи и Августус едва не слетели с него.
— Том!!! – завопили они в один голос.
Том, еще не понимая зачем, в прыжке перелетев через кроватную спинку, ринулся на подмогу. Он почувствовал себя полным идиотом, когда повис, словно походный рюкзак, обхватив Антонина сзади за плечи. Ощущение было такое, будто обнял лихо обтесанную морским прибоем глыбу. Том слегка пошевелил пальцами ног, но пола так и не нащупал. Антонин захрипел, с трудом, но все же сделал еще один шаг.
Когда до кровати О’Бэксли оставалось всего несколько шагов, болтун довольно пошлепал губами, перевернулся на другой бок, потянул на себя помятое одеяло. Внезапно воцарившуюся тишину нарушало только сиплое дыхание четырех мальчиков. Антонин стал, как вкопанный, Элджи и Августус отпали, словно сытые пиявки, без сил повалились на ковер.
— Замолчал, – прошептал Августус благоговейно, дыхание из груди вырывалось вперемешку с птичьим клекотом.
Том разжал объятья, выглянул из-за спины Антонина, тот сомнительно прищурился, потер затекшие плечи.
— Может все-таки засунем кляп в рот, чтоб уж наверняка.
— А если задохнется, – ахнул добрый Элджи.
— Ничего. Пусть ушами дышит, все равно голова полая.
— Долохов, уймись, – отрезал Августус раздраженно, на раскрасневшееся лицо возвращалась привычная бледность, а вместе с ней и рассудительность. – Завтра первый день занятий, а мы из-за тебя не выспимся.
— Из-за меня? – опешил Антонин. – А этот говорящий попугай не в счет?
— Где попугай? – любознательно завертел головой Элджи.
Антонин только скрипнул зубами, медленно сжал и разжал кулаки, отшагнул от Элджи, чтоб в порыве гнева ненароком не задеть. Том тем временем присматривался к О’Бэксли, но тот только беззаботно с присвистом посапывал, будто и не было ничего.
— Вроде спит.
— Конечно, спит, – ворчал Антонин, забираясь в кровать. – Чего ж ему не спать? Наговорился вдоволь, разбудил всех, а теперь блаженно почивает. Чтоб ему кошмары всю ночь снились. – Он на миг замер, задумался. – И следующую ночь тоже… да всю жизнь чтоб снились! Пустобрех цепной!
Августус вздохнул облегченно:
— Хорошо хоть не лунатит.
Все разбрелись по кроватям, ласково зашуршали одеяла. Том все еще с осторожностью косился на кровать О’Бэксли, но оттуда не доносилось не звука.
Антонин сладко, во весь рот, зевнул.
— Спокойной ночи.
Едва его голова коснулась подушки, спальню огласил громогласный храп. Пологи покачнулись, как при штормовом ветре, кроватные шесты заходили ходуном. Том поспешно зажал уши, даже Пиклс не храпел так громко.
— Мамочка, забери меня домой, – простонал Августус, накрывая голову подушкой.
Том со всей ясностью осознал, что заснуть уже не сможет, потому запустил руку под кровать. Щелкнули замочки чемодана, пальцы настойчиво ощупали содержимое. Том нахмурился, точно помнил, что еще перед сном на этом самом месте оставил «Родословные волшебников сквозь века», но теперь фолианта нет. Том медленно сполз с кровати, вновь обшарил весь чемодан, под пальцы услужливо скользнула небольшая книжка в мягком кожаном переплете. Том, не раздумывая, цапнул ее.
Под оглушительные рулады Антонина и тихие ругательства Августуса, Том незаметно выскользнул из спальни. Общая гостиная, как и положено в ночное время, пустовала. Том приблизился к кожаному дивану, что лениво расположился возле камина. Совсем уснувшее было пламя вздрогнуло, словно испугавшись припозднившегося посетителя, затем разгорелось ярче. В оранжево-красных отсветах пламени диван, обтянутый кожей цвета болотной тины, казался совсем бурым, словно неведомый лесной зверь.
Том присел на диван, с интересом повертел находку – тетрадь в черной потертой обложке, та самая, что обронил чудаковатый старик в Косом переулке. Странно, что именно она попалась в руки. Насколько Том помнил, тетрадка с того памятного дня пылилась на самом дне чемодана. Том, увлекшись необычными школьными принадлежностями и учебниками, совсем забыл о ней.
Побуревшие от долгой жизни пергаментные страницы покрывали мелкие, но ровные чернильные буковки. Прежний владелец использовал тетрадь в качестве записной книжки, в которой встречались цитаты и выдержки из мудрых книг, на полях стояли пометки в виде вопросительных и восклицательных знаков. Кое-где страницы выцвели, в некоторых местах чернила стерлись, на их месте расползались жирные пятна. Том несколько раз пролистал тетрадь, но те слова, что все-таки удавалось прочесть, плохо увязывались в осмысленное описание.
— Том.
От неожиданности Том выронил тетрадь, круто обернулся. В двух шагах от дивана в полосатой пижаме стоял заспанный и растрепанный Элджи. Сонные глаза удивленно расширились, смотрели мимо, на пол возле ног Тома.
Том перехватил взгляд: на малахитовом с большим ворсом ковре почти утопала оброненная им тетрадь, незапятнанные чернилами страницы смотрели в потолок. Брови Тома взметнулись вверх, он два раза перелистывал тетрадь, но пустых страниц не было. Чистые страницы шелохнулись, невидимое перо заскребло по ним, оставляя горящий изумрудный след, что складывался в знакомые закорючки.
Элджи приблизился, в глазах не осталось и малой толики сонливости, смотрел с восторженным интересом.
— Ух, ты, а что это?
— Не знаю, – ответил Том честно.
Он странно разволновался, сердце заколотилось чаще, как, впрочем, и всегда, когда на его глазах совершалось нечто волшебное. Том чертыхнулся, разозлился сначала на себя за пугливость, затем на любопытного Элджи, которому почему-то не спится.
— Ты чего пришел?
— Тебя позвать. Антонин уже не храпит, на другой бок перевернулся. Августус тоже уснул.
Элджи присел рядом с тетрадью, осторожно, словно боясь, что буквы разбегутся, коснулся пальцами страницы.
— Буквы знакомые, а вот слов не разберу.
Том тоже приблизился. Некоторые слова показались знакомыми, Том видел их лишь однажды на страницах старой Библии, что бережно оберегалась отцом Настоятелем.
— Похоже на латынь.
— Жаль, что мы не можем прочесть, – огорчился Элджи.
Том вздохнул разочаровано, даже со словарем он вряд ли осилит древний текст. Все как-то некстати. Тетрадь эта… уж больно странная, как, впрочем, и старик, что ее обронил.
— Вы что тут делаете?
Возле лестницы, что вела в спальни мальчиков, стоял Сенектус. Вид у него был не самый доброжелательный, даже грозный. Том судорожно попытался вспомнить, что же он тут делает.
— Ой, Сенектус, – обрадовался почему-то Элджи. – Как хорошо, что ты пришел. Ты же знаешь латынь?
Сенектус, сбитый с толку неожиданным вопросом, остановился на полдороги, с недоверием оглядел побледневшего Тома.
— Ну.
Улыбка на лице Элджи стала еще шире.
— Мы тут текст на латыни нашли, а прочитать не можем. Помоги, пожалуйста.
— Что за текст?
Сенектус с опаской принял из рук брата тетрадь, с его лица не сходило выражение высокомерности, но Том чувствовал его волнение, хотя и не мог понять, с чем оно связано. Взгляд Сенектуса скользил по пожелтевшей странице, лицо все больше хмурилось, брови сурово сшиблись на переносице. Элджи нетерпеливо приподнимался на носочки, надеясь, увидеть в непонятных буковках то же, что видит старший брат. Том не на шутку разволновался, во рту пересохло. Наконец, Сенектус нарушил молчание, спросил строго:
— Чья тетрадь?
— Его, – указал Элджи на Тома.
— Она не из списка учебников, – попытался неловко оправдаться Том.
— Сам вижу, – буркнул Сенектус, презрительно смерив потертую обложку. – Где взял?
Том едва открыл рот, чтобы рассказать о странном старике, как в разговор вклинился Элджи, дергая брата за штанину, заканючил:
— Сенектус, ну переведи. Пожалуйста.
Сенектус звонко шлепнул Элджи по руке, подтянул пижамные штаны, что стараниями брата почти сползли.
— Отстань.
Он еще раз внимательным взглядом ощупал тетрадь, словно искал невидимый изъян, в размышлении закусил губу, затем, приняв решение, ответил с неохотой:
— Хорошо. Я переведу этот текст… но только завтра. А сейчас живо спать!
Элджи послушно рванулся к спальням мальчиков. Том, уже поднимаясь по лестнице, бросил последний взгляд на Сенектуса, в душе шевельнулось что-то недоброе. Пятнадцатилетний юноша задумчиво смотрел на потрепанные временем страницы тетради, отсветы засыпающего огня в камине падали на лицо, в этот момент Сенектус выглядел много старше своих лет, в глазах блеснуло нечто похожее на страх.

***

— Казарма подъем!!!
Том подскочил как ошпаренный, отчего в голове помутилось, огляделся непослушными спросонок глазами, что норовили захлопнуться вновь, спать хотелось невыносимо. И все-таки он проспал, проспал, несмотря на многолетнюю привычку вставать на ранние молитвы.
На кровати напротив сидел заспанный мальчик с плотно закрытыми глазами, неряшливо взлохмаченные кудряшки торчали в разные стороны. Том с трудом вспомнил, что курчавого зовут Элджи. Бледное лицо Элджи напоминало пергаментный лист, измятый до неузнаваемости, пижама скособочилась, к тому же была неверно застегнута. «Неужели я тоже так выгляжу?» – подумал Том, стыдливо подтянул одеяло.
— Доброе утро, – пробубнил Элджи монотонно, даже не открывая глаз.
Августус, уже одетый и собранный, словно и спать не ложился, стоял у зеркала, тщательно причесывал спутавшиеся за ночь волосы. Он улыбнулся, заметив краем глаза отражение Элджи в зеркале.
— Смотрю на тебя, Элджи, и понимаю, что утро и впрямь доброе!
Постели Антонина и О’Бэксли уже пустовали. Из ванной комнаты выглянула конопатая физиономия, от уха до уха перекошенная омерзительно счастливой улыбкой. Антонин тыльной стороной ладони утер с губ зубной порошок, поинтересовался невинно:
— Как спалось?
— Лучше, чем в приюте, – проворчал Том под нос, с трудом подавил в душе жгучее желание вновь завалиться спать.
Элджи неожиданно взвизгнул, подпрыгнул на кровати, глаза стали похожи на плошки.
— Тетрадь!
Том недоброжелательно покосился на мгновенно проснувшегося Элджи, тот пытался выпутаться из одеяла. После нескольких минут безуспешной борьбы, Элджи резко дернулся, с ужасным грохотом повалился на пол вместе с одеялом. Бесформенный куль некоторое время елозил по полу, противно скреб ковер, пока из него, как черепаха из панциря, не возникла взъерошенная голова. Наконец сбросив с себя навязчивое одеяло, Элджи бросился к выходу.
Августус ахнул:
— Ты куда в пижаме?
— К Сенектусу, – выкрикнул Элджи торопливо и скрылся за дверью.
— Чего это с ним? – удивился Августус, замер с занесенной расческой.
— Понятия не имею, – соврал Том, с превеликой неохотой откинул одеяло, вставать все равно придется, замедленно спустил ноги на пол.
Том направился в ванную, босые ноги звонко прошлепали по нежно малахитовым кафельным плитам. Антонин всполоснул рот, выплевывая остатки пены от зубного порошка, перекрывая звук льющейся воды, прокричал:
— Куда там Элджи рванул?
Том сделал вид, что не слышит, плеснул себе в лицо пригоршню холодной воды, при этом фыркал и брызгался так, словно боялся захлебнуться. Антонин понимающе оскалился, переспрашивать не стал.
Августус вздрогнул от неожиданности, по коридору прокатился устрашающий рев, которому позавидовал бы любой хищник. Тут же за дверью раздались проворные шаги босых ног, а через мгновение на пороге возник запыхавшийся Элджи, кудряшки на голове встопорщились дыбом, глаза безумно выпучены. Он поспешно захлопнул дверь, подпер ее спиной, словно опасался, что из коридора станет ломиться тот самый дикий зверь, чей вопль слышал Августус.
Из ванной появились обеспокоенные Антонин и Том. Августус критически смерил Элджи, на губах возникла загадочная улыбка.
— Ну и как Сенектус?
— Н-ничего, – выдавил заикающийся Элджи. – Пожелал д-доброго утра. Еще велел всем первокурсникам через пять минут с-собраться внизу.
Антонин сокрушенно покачал головой.
— Ой, чует мое сердце, не к добру это.
Под саркастические замечания Антонина Августус несколько раз перепроверил школьные принадлежности, с занудным упорством осмотрел каждое перо, пролистнул каждую тетрадь, затем все аккуратнейшим образом вернул в чемодан, вздохнул горько:
— Жаль, что занятия начнутся завтра.
Антонин согласно покивал.
— Да-а, лучше бы послезавтра.
Том уже заканчивал заправлять постель, а Элджи переодевал мантию, которую сначала одел задом наперед, когда в спальню вернулся О’Бэксли. Вид у него был обеспокоенный, как у наседки, что потеряла одного птенца. О’Бэксли с задумчивым выражением лица перерыл свой чемодан, заглянул под кровать и даже под одеяло, крутанулся на месте, обозревая комнату. Его встревоженный взгляд остановился на Августусе.
— Августус, у тебя нет запасного пера?
Августус не ответил, только тощая спина напряглась так, что сквозь рубашку проступили острые бугорки позвоночника. О’Бэксли в надежде на поддержку оглядел других мальчиков, но каждый был занят своим: Антонин пытался запихнуть Теленка обратно в чемодан, Том терпеливо сглаживал складки на покрывале, Элджи копошился и надсадно сопел переодевая мантию.
О’Бэксли повторил просительно:
— Августус? Честно, я верну перо, когда найду свое. Или родителей попрошу прислать новое.
— Нет у меня ничего, – рявкнул Августус с внезапной озлобленностью. Даже Антонин вздрогнул, Теленок, уличив момент, вырвался из его рук. – Ни пера, ни почтовой совы, ни домашнего оборотня! Еще вопросы есть?
Элджи с укором посмотрел на Августуса, юркнул под кровать, а когда подошел к Румору, из маленького кулачка торчало красивое белоснежное в черную крапинку перо, некогда принадлежавшее полярной сове.
— Хочешь – возьми мое. У меня есть еще одно.
— Спасибо, – промямлил Румор неуверенно, но перо принял, попятился к выходу.
— Ты чего такой нервный, Руквуд? – спросил Антонин без тени улыбки, едва О’Бэксли покинул спальню.
Августус осведомился язвительно:
— А ты что же не помнишь, что было ночью?
— Нет, не помню, – заявил Антонин уверено. – Давно было, аж ночью… Сегодня я уже не помню, что было вчера, а завтра забуду, что было сегодня. Но точно помню, что впереди хороший день.
С этими словами он перекинул сумку через плечо, вышел следом за О’Бэксли. Августус раздраженно передернул плечами, но последовал примеру Антонина: отправился в Общую гостиную, как и велел Сенектус. Элджи на ходу поправляя неудобную мантию, пошел следом, Тома у самой двери остановил настойчивый стук в окно.
На карнизе сидел нахохлившийся ворон, ветер ожесточенно трепал дегтярные перья, отчего птица выглядела еще более грозно. Корникс взглянул на Тома левым глазом, затем правым, вновь с нетерпением клюнул оконную раму. Том поспешно пересек комнату, вскарабкался на высокий подоконник, отомкнув запоры, с силой дернул створку, та противно, словно старый пес, взвизгнула.
В лицо сразу пахнуло утренней свежестью, Том вдохнул полной грудью, запахи живо обрисовали яркую картину: алмазная крошка росы на точеных стебельках травы, первые солнечные лучи заплутали в густых кронах тополей и буков, потревоженные птахи сонно выглядывают из гнезд.
В приоткрытое окно важно, будто степенный чиновник, вошел Корникс, укоризненно зыркнул на Тома черным глазом, мол, чего так долго. Всем своим видом показывал, что он – птица мудрая, потому утренняя сырость ему противопоказана. На когтистой лапе Корникса был крепко примотан пергаментный конверт, ворон нервно потряхивал лапой, брезгливо косился на ношу. Не пристало долгоживущему ворону, словно обыкновенной сипухе, разносить почту.
Том с тяжелым вздохом закрыл окно, аккуратно освободил лапу ворона от письма, которое незамедлительно спрятал в карман, чтобы прочесть позже, только затем спрыгнул с подоконника.
— Извини, Корникс, но сейчас я занят. Побудешь один?
Ворон демонстративно повернулся к Тому спиной, со страшным скрежетом принялся чистить перья. Том двинулся к выходу, подхватил сумку, что оставил там же у двери, напоследок бросил через плечо:
— Будешь вести себя хорошо, принесу лакомство.
Дверь спальни закрылась за спиной Тома, и вспыхнувшее на миг высокомерие в черных глазах Корникса зря опалило воздух.
Все пространство возле камина в Общей гостиной занимали, похожие на стайку неуемных воробьев, первокурсники. Том различил рыжевато-каштановую шевелюру рослого Антонина, двинулся как странствующий корабль к свету маяка. Некоторые однокурсники были уже знакомы Тому, краем глаза он ухватил силуэт нескладного О’Бэксли, осторожно обошел темноволосого мальчика, в котором признал Като, что вчера едва не стал его соседом по спальне, вдалеке мелькнули огненно-красные волосы Лацивии, лица еще нескольких человек показались смутно знакомыми, наверное, запомнил во время церемонии распределения.
Том протиснулся сквозь толпу к Антонину, рядом с которым, как он и думал, стояли Августус и Элджи. Хватило одного беглого взгляда, чтобы понять, что обстановка накалена, словно заготовка меча в кузнецкой печи. Антонин, словно под невидимой ношей, слегка сгорбился, угрюмым немигающим взглядом уставился на подоспевшего Сенектуса, Августус же с наигранной рассеянностью оглядывался вокруг.
Элджи одарил Тома несчастным взглядом, кивнул на Антонина и Августуса, спросил шепотом:
— Что с ними?
— Должно быть из-за О’Бэксли, – предположил Том тоже шепотом.
Лицо Элджи болезненно скривилось, словно собирается заплакать. Подоспевший Сенектус с недовольным видом оглядел собравшихся первокурсников, принялся неторопливо их пересчитывать. Проходивший мимо улыбчивый старшекурсник подмигнул первогодкам, подбадривающе кивнул Сенектусу.
— Чего такой кислый, Рикрофт? Ты же на целый день освобожден от занятий. Радуйся!
— Иди ты… на прорицания, Роббер, – огрызнулся Сенектус, продолжая считать. – Без тебя тошно.
Когда Сенектус убедился, что все первокурсники на месте, никто не проспал и не потерялся, возвестил деловым тоном:
— Сейчас мы все вместе поднимемся на завтрак в Большой зал. Поскольку вы еще плохо ориентируетесь в Хогвартсе, а в его стенах и профессора иногда плутают, я буду сопровождать вас целый день. Сразу после завтрака никуда не разбредайтесь, вам как новичкам следует засвидетельствовать свое почтение декану факультета Слизерина, профессору Слайму. Затем я выдам вам расписание занятий и покажу расположение кабинетов, в которых будут проходить занятия. А теперь следуйте за мной, будьте внимательны и не отставайте.
Том сосредоточился на пути, которым их вел Сенектус к Большому залу. Не то чтобы подземелья изменились за одну ночь, но запомнить верное направление и нужные повороты оказалось легче, чем он предполагал. Элджи несколько раз в нетерпении забегал вперед, о чем-то шепотом осведомлялся у Сенектуса, настойчиво дергал того за подол мантии, и с каждым разом лицо старосты все больше становилось похоже на багровый воздушный шар, в который накачивают летучий газ. Наконец Сенектус не сдержался, по подземелью разнеслось громогласное эхо:
— Отстань!!! Нет, я еще не перевел… и не переведу, если не отцепишься!
Элджи вернулся понурым, на вопрошающий взгляд Тома слабо улыбнулся, пробормотал извиняющимся тоном:
— Сенектус просто немного не выспался.
Том сомнительно поморщился.
— Элджи, может быть не стоит так докучать Сенектусу из-за этой тетради. Неужели думаешь, что он станет переводить ее на ходу.
Элджи вытянул шею, с самым серьезным видом осмотрел брата, словно и впрямь надеялся увидеть в его руках таинственную тетрадь и латино-английский словарь, затем нахмурился.
— Я не подумал об этом.
— Сейчас завтрак, – продолжал объяснять Том несообразительному Элджи, – потом экскурсия по Хогвартсу, вряд ли он успеет…
— Так Сенектус не переведет текст до завтрака, – искренне ужаснулся Элджи.
Том закатил глаза к потолку, тяжело вздохнул.
— Боюсь, что нет.
— А я так надеялся.
Элджи мгновенно скис, будто бутылочное молоко под палящим солнцем, плелся за Томом, шаркая тяжелым подошвами по полу.
— И еще… – предостерег Том осторожно. – Элджи, ты не мог бы не говорить посторонним об этой тетради и исчезающей записи в ней.
Элджи молча кивнул, не отрывая унылого взгляда от грубо отесанных, покрытых кое-где зеленоватым мхом каменных плит под ногами.
У самой двери в Большой зал они столкнулись с группой гриффиндорцев-первокурсников во главе со строгой темноволосой девушкой. Сенектус кивком поприветствовал МакГонагалл, жестом пригласил войти первой, та сдержанно поблагодарила, вошла в зал, увлекая за собой гриффиндорцев.
Завтрак не был похож на предшествующий ему праздничный ужин, однако Том не жаловался. Едва сверкающие чистотой тарелки заполнили кушанья, в воздух взвились дурманящие запахи жареных сосисок, гусиного паштета с плавленым сыром, пирогов с говяжьей печенью. Том хищно облизнулся, принялся опустошать ближайшие блюда.
Завтрак еще не закончился, когда под самым потолком звякнуло, несколько окон с шумом распахнулось. По залу разнеслось хлопанье крыльев и разноголосое уханье нескольких десятков сов, филинов, сипух и даже неясытей, что бесцеремонно ворвались в открытые окна. Том, недоумевая, огляделся, все ученики тоже обратили взоры к ночным птицам, однако на их лицах вместо изумления, читалось искреннее нетерпение.
— Утренняя почта, – произнес Элджи благоговейно.
Только теперь Том разглядел в лапах крылатых гостей пергаментные свертки и письма, подумал, что самое время прочесть письмо от Крестной, что принес утром Корникс. Том выудил из кармана пожеванный конверт, бережно развернул. Письмо, подстать Крестной, оказалось кратким с черствыми рублеными фразами. Единственное, что поразило Тома, так это осведомленность наставницы, которая поздравляла его с зачислением в Слизерин.
Том тряхнул головой, отгоняя наваждение, взглянул на почту друзей. Элджи рвал глянцевую упаковку на коробочке с конфетами, которую прислали родители, Августус увлеченно читал письмо из дома. Антонин внимательно осмотрел свою почту – два конверта, – брезгливо отложил пузатый с большой красивой печатью, принялся открывать другой.
— Ух, ты, – заинтересовался Элджи необычным конвертом, на миг отодвинул коробку конфет, – какая красивая печать! Антонин, а от кого письмо?!
— От родителей, – процедил Антонин сквозь зубы, странно глянул на Элджи. – Говоришь печать красивая?
Элджи старательно закивал. Антонин грубым движением разорвал конверт пополам вместе с содержимым, целехонькая малахитовая печать дугообразно прокатилась по столу, завалилась на бок рядом с ошеломленным Элджи. Тот неотрывно смотрел на зеленое пятно печати, потом поднял на Антонина сокрушенный взгляд.
— Зачем ты порвал письмо? Ведь оно от родителей…
— Еще пришлют, – отрезал Антонин. Он обшарил придирчивым взглядом яства на столе, неожиданно рявкнул: – Румор! Там возле тебя случайно тарелка не с жареной куропаткой? Да? Тогда оставь мне немного, сейчас подойду.
Антонин подхватил свою тарелку и бокал, с невозмутимым видом пересел к О’Бэксли. Элджи ошеломленно посмотрел вслед Антонину, даже забыл о любимых конфетах.
— Чего это он, а?
Августус пожал плечами, все еще продолжая читать письмо из дома, поведал равнодушно:
— Родители Антонина – сотрудники Министерства Магии, но работают в основном за границей. С тех пор как они уехали, Антонин живет с дедом.
— И давно они уехали? – поинтересовался Том.
Августус на миг задумался, отложил письмо, что-то подсчитал, загнул несколько пальцев.
— Кажется, Антонину было лет пять.
— Они что же в Англию больше не возвращались?! – ужаснулся Элджи.
— Нет. Только редкие письма, да посылки по праздникам.
Том с досады закусил губу, согласно покивал, только Элджи все не унимался:
— Зачем же Антонин порвал письмо?
— Да он рвет все письма от родителей, не читая.
— Не понимаю… – нахмурился Элджи озадаченно.
Том молча уставился в тарелку, понял и без объяснений, скорбно поковырял вилкой вареную картофелину. С первых дней в приюте он свыкся с мыслью, что потерял семью безвозвратно, у Антонина же есть семья, но вовсе не та о которой мечтают все дети.

***

Кабинет декана факультета Слизерина, как и полагается, находился в Подземельях. Если Том правильно запомнил дорогу, то кабинет находился неподалеку от Общей гостиной, всего через пару поворотов.
Кабинет оказался пуст, воздух пропитался пряным запахом сухого дерева и еще чего-то неосязаемого. На старинном секретере в ряд стояло несколько чучел птиц и мелких грызунов. Девочка с жидкими косичками взвизгнула, поспешно отпрянула от секретера. Чучело совы неожиданно зашевелилось, зычно ухнуло на учеников уставились два светящихся желтым огнем глаза. В дальнем верхнем углу кабинета, куда не проникал свет, шебаршились небольшие угловатые тени. Том с трудом сглотнул комок в горле, эти тени подозрительно напомнили ему летучих мышей на чердаке приюта.
Ученики расселись за парты, Сенектус, как бдительный страж, остался стоять у входа. Некоторое время дети вертели головами, с интересом осматривая кабинет, затем в один миг все изумленно замерли. К доске неспешно выплыла высокая исхудалая фигура, ученики не успели даже заметить, откуда она возникла. Все взгляды мгновенно прикипели к таинственному волшебнику. Мантия цвета марены на его плечах выглядит неловко, словно велика на два размера. Светлые с проседью волосы на старомодный манер разделены на прямой пробор, аккуратно прилизаны, усы же, наоборот, торчат жесткой щеточкой над широким большегубым ртом.
Волшебник замедленным движением поправил пенсне, в полной тишине его вкрадчивый негромкий голос показался громом среди ясного неба.
— Добро пожаловать в Слизерин, мои драгоценные. Я – профессор Слайм*, как вы, верно, догадались, – декан факультета Слизерин, кроме того, буду преподавать у вас Защиту от Темных Искусств. Искренне надеюсь, что мы поладим.
Том во время приветственной речи декана никак не мог отделаться от его взгляда. Профессор Слайм смотрел прямо Тому в глаза, лишь иногда бросал короткие взгляды на других слизеринцев.
Профессор Слайм замолчал, не спеша оглядел учеников, узкие щелочки глаз лукаво сверкнули.
— Как отрадно, я вижу знакомые лица. Что ж приступим к знакомству?
Слайм неторопливо проходил по рядам, и каждый ученик представлялся ему полным именем. Профессор мягко улыбался, для каждого у него было припасено несколько душевных слов. Как выяснилось, Слайм знал очень многих, был знаком с родителями или другими родственниками, что начинало нервировать Тома, ведь он не имел полноценной семьи, более того воспитывался среди маглов. Однако эти переживания оказались напрасными, когда до него дошла очередь представится профессору Слайму.
— Том Нарволо Реддл.
— О, неужели, – широко улыбнулся профессор Слайм, при этом стекла пенсне холодно блеснули. Том от неловкости не знал, как отвести взор, чтобы не оскорбить профессора. – В прежние годы я знавал Вашу матушку, Том, добропорядочная была ведьма, смею заметить. Сколь горька для нас ее утрата. Да-да, как все это печально… но насколько мне помнится, сейчас Вас опекает мисс Скоуэлл. Дама со старомодными взглядами. Однако, немного строгости в воспитании нынешней молодежи не помешает. Вы со мной согласны? Передайте Вашей крестной мои почет и уважение. Надеюсь, Вы будете достойным учеником Слизерина.
Том заставил себя вежливо кивнуть в ответ, а профессор Слайм двинулся далее по ряду. Боясь пошевелиться, Том так и просидел без движения до тех пор, пока Сенектус не позвал их к выходу. Том облегченно вздохнул, с трудом отлепился от стула.
— А он мне понравился, – воскликнул Антонин весело, когда шеренга слизеринцев дружно покинула кабинет декана. – На курицу-наседку похож, и с нами говорил, как будто с родными внуками.
Августус задумчиво оглянулся, пробормотал с великим сомнением:
— Я бы не делал поспешных выводов, Антонин. Слайм не так прост, как кажется.
— Все у тебя не так просто, как кажется, – насупился Антонин. – Может у тебя зрение плохое? Так купи очки.
— Он все время смотрел на меня сквозь пенсне, – пролепетал Элджи зачарованно, неуютно поежился, тряхнул головой, словно избавляясь от наваждения. – Мне казалось, что все, что говорил профессор Слайм, адресовано только мне, будто кроме нас двоих в кабинете нет никого.
Антонин осторожно возразил.
— Не знаю, что тебе там померещилось, Элджи, но клянусь библиотекой деда, что постоянно ловил взгляд Слайма на себе. От этого я даже моргать иногда забывал.
— Можете смеяться, но со мной было то же самое, – пробурчал Августус хмуро.
Мальчики переглянулись, Августус нахмурился еще сильнее, вновь оглянулся на кабинет декана. Том невольно передернул плечами, о своих впечатлениях от знакомства с профессором Слаймом предпочел не распространяться.
— Хорошо же начался первый день, ничего не скажешь.
— То ли еще будет, – посулил Антонин зловеще.
Вскоре все четверо забыли о Слайме, едва Сенектус провел их по большой мраморной лестнице на второй этаж. Только теперь Том со всей ясностью понял, насколько велик по размерам Хогвартс. Все пространство каменных стен покрывали различные по размерам картины, рамы одних были узорчаты и отделаны золотом, иные казались старше даже самого замка, требовали неотложной реставрации.
— Она мне улыбнулась, – не удержался от изумленного восклицания Том. – Дама на картине!
— И что в этом необычного? – изумился Антонин. – Разуй глаза, другие картины не только улыбаются.
Антонин оказался прав: кокетливые колдуньи и чародеи в старомодных жабо, чудные животные и резвящиеся на траве дети вели себя словно живые. В одно мгновение они покидали пределы собственных картин, а в другое – уже вели неспешную беседу за кружечкой чая в картине по соседству. Одни оживленно сплетничали, другие сердито возмущались или рьяно спорили, на картине, мимо которой проходили слизеринцы, тучный пивовар, тыча в них пальцем, разразился громоподобным смехом.
Иногда прямо из стен возникали прозрачные серебристые фигуры, как Августус объяснил Тому, это и были привидения. Каждый раз их появление сопровождалось звонким визгом какой-нибудь напуганной девочки. Том и сам чуть не вскрикнул однажды, да только потерял дар речи, когда призрак галантно снял шляпу с пышными перьями, принося извинения за столь неожиданное появление.
Сенектус с видом опытного экскурсовода рассказывал об опасностях, что могут поджидать неопытных на каждом шагу.
— В Хогвартсе в общей сложности сто сорок две лестницы. Некоторые, как вы можете наблюдать, просторные и широкие, другие же – узкие и шаткие. Но это лишь полбеды… Осторожнее, Феррис, смотрите под ноги… Некоторые ступеньки пропадают, стоит вам ступить на них, потому пока держитесь за перила и, повторюсь, смотрите под ноги. Также лестницы постоянно меняют направление, никогда безоглядно им не доверяйтесь. Если сегодня эта лестница доведет нас до третьего этажа, то не рассчитывайте, что тоже будет и завтра… Долохов, отойди от парапета немедленно!
Антонин безбоязненно перегнулся через перила, чтобы рассмотреть, как двигаются под ними лестницы второго этажа, потом резко вздернул подбородок вверх, всмотрелся в самую черноту, где скрывался потолок замка.
— Долохов, ты глухой или притворяешься? – осведомился Сенектус настойчивее.
— Притворяюсь, – скуксился Антонин, с неохотой отошел от парапета.
Во время экскурсии Сенектус раздал им листки с расписанием занятий, причем Августус незамедлительно принялся делать в своем листке заметки. Том с интересом заглянул ему через плечо, короткие записи напротив названий уроков в основном поясняли, на каком этаже находится искомый кабинет.
Они посетили Зал наград и колоссальную, на взгляд Тома, библиотеку. Стеллажи с фолиантами громоздились на нескольких ярусах, книги на самом высоком – седьмом ярусе – предназначались для старшекурсников, там же находилась и Особая секция. Доступ к ней был ограничен, пользоваться книгами из этой секции позволялось лишь тем, кто имел специальное разрешение, подписанное кем-то из профессоров. О том, как пользоваться библиотечными книгами, первокурсникам поведала миссис Лайбрериан**. Она до противного растягивала даже самые короткие слова, плавно жестикулируя при этом, большие чуть косые глаза с обожанием смотрели на книги. К концу ее лекции о пользе чтения слизеринцы, равно как и Сенектус, изнывали от скуки, потому несказанно обрадовались, когда в библиотеку вошли первокурсники из Когтеврана, и миссис Лайбрериан переключила внимание не них.
До обеда оставалось совсем немного времени, и Том, как и его однокурсники, уже умирал от голода, но Сенектус был непреклонен. После того как он провел их по пришкольным теплицам, где еще проходили уроки Травологии у третьего курса, и лишь издалека показал поле для квиддича – излюбленной спортивной игры волшебников, оставалось посетить лишь Больничное крыло. Главный колдомедик Хогвартса, мадам Кохен – невысокая дама с теплой улыбкой – к большой радости изнуренных первокурсников не стала докучать длительными разъяснениями. Лишь настоятельно попросила всех запомнить, где располагается Больничное крыло, и при любой травме, пусть и не существенной, обращать к ней.
Уже в Большом зале, когда проголодавшиеся они с аппетитом уплетали обед, Антонин заглянул в листок с расписанием.

Вторник:
Завтрак
9.00 – трансфигурация (совместно с Когтевран)
11.30 – трансфигурация (совместно с Когтевран)
Обед
13.00 – зельеварение (совместно с Пуффендуй)
14.30 – заклинания (совместно с Пуффендуй)

Антонин несколько раз пробежал по листку подозрительным взглядом, как будто выискивал опечатку.
— Чего-то странное расписание… целый день без гриффиндорцев. Даже неинтересно.
— Зачем тебе гриффиндорцы? – спросил Августус раздраженно. – Затеять ссору? А потом что? Штрафные очки, гневный выговор от Сенектуса, затем от Слайма и в завершение – отработка после уроков.
Антонин его даже не слушал. После того, как Сенектус рассказал о системе штрафов и наказаний, многие слизеринцы приутихли, но только не Антонин. В течение дня он умудрился перекинуться несколькими оскорбительными репликами с когтевранцами и гриффиндорцами, задираться к ученикам из Пуффендуя оказалось пустой тратой времени. Когтевранцы подстать репутации факультета раскусили тактику Антонина, правильно истолковав его необоснованные обвинения, теперь попросту игнорировали. Но к великому счастью Антонина, гриффиндорцы оказались менее рассудительными и более вспыльчивыми. Теперь Долохов сиял, как керосиновая лампа в беззвездную ночь, поскольку нашел неприятелей, распри с которыми скрасят его время обучения в Хогвартсе.
Августус, оставив неисправимого Антонина в покое, бросил осторожный взгляд на Тома, спросил негромко:
— Том, что за тетрадь вы с Элджи отдали Сенектусу вчера вечером?
Том чуть не поперхнулся куском пирога с курятиной, долго прокашливался, чтобы успеть сообразить, как ответить. Августус терпеливо ждал.
— Откуда ты знаешь? – спросил Том осипшим голосом.
Августус многозначительно покосился на смутившегося Элджи, который старательно делал вид, что не замечает, как рассердился Том.
— Элджи, я же просил…
— Ты просил не говорить о тетради посторонним, но Августус и Антонин нам не посторонние. Они наши друзья, а от друзей секретов не бывает, вот, – выпалил на одном дыхании Элджи и залился краской. От неловкости он ниже склонился над тарелкой с супом, ложка в его руке замелькала, как крылья лодочного пропеллера.
— Хорошо хоть не додумался рассказать О’Бэксли, – заметил Августус разумно. – Или додумался?
Том взглянул на Элджи испытывающе, но тот головы не поднял, звучно хлюпая, продолжал поглощать луковый суп.
— Так чего там с тетрадью, – напомнил заинтригованный Антонин.
Том тяжело вздохнул, от безысходности принялся рассказывать, как столкнулся с сумасшедшим стариком в Косом переулке, и что из этого вышло. С каждым его словом лицо Августуса становилось все более задумчивым, а глаза Антонина загорелись от восторга.
— Когда я ехал учиться в Хогвартс, на такое даже и рассчитывать не мог, – заговорщически подмигнул Антонин. – Это же здорово! А когда Сенектус обещал перевести текст.
Том неопределенно пожал плечами.
— Он не оговаривал определенного времени, просто сказал «завтра»… то есть уже сегодня.
— Так чего мы сидим, – возмутился Антонин. – Может, он уже перевел.
— Нет. Элджи уже спрашивал, а Сенектус только злится, что торопим.
Августус согласно кивнул.
— Тогда разумнее всего ждать пока он сам не подойдет.
Так они и поступили. После обеда Сенектус объявил, что теперь они могут ознакомиться со школой еще раз, но теперь уже самостоятельно. Большинство слизеринцев не упустили такой возможности, и метнулись на свежий воздух, в сторону поля для квиддича, которое Сенектус так и не удосужился им показать. Антонин и Элджи тоже рвались со всеми, но Августус замешкался, а Том вообще не понимал, что означает квиддич.
Сенектус дождался пока первокурсники разбредутся, как бы невзначай подошел к Тому, равнодушным тоном старосты спросил:
— Кажется, ты обронил?
Он отдал злополучную тетрадь в черной потертой обложке, и, не дожидаясь ответа, удалился из Большого зала. Антонин и Элджи раздосадовано переглянулись.
— Поле для квиддича ведь никуда не денется? – спросил Элджи с надеждой.
— Определенно.
Том собрался открыть тетрадь, но Августус его остановил.
— Мы же не можем читать это здесь. Вокруг преподаватели и другие ученики.
— Тогда идем в Общую гостиную, – предложил Антонин. – Наши все отправились на поле для квиддича, а другие курсы на занятиях.
К сожалению, в Общей гостиной они обнаружили Лацивию и Белладонну – девочку с жидкими косичками, – по-видимому, их квиддич не интересовал. Тогда мальчики, стараясь не привлечь внимания, поднялись в спальню, но даже она показалась ненадежным местом, потому все четверо перебрались в ванную.
Антонин недоверчиво выглянул в спальню, надежно запер дверь на щеколду, лишь затем вернулся к остальным. Том раскрыл тетрадь на нужной странице, извлек вложенный лист пергамента, на котором Сенектус и написал перевод, протянул его Августусу. Они сели в круг под шарообразным светильником, словно на тайном собрании, придвинулись ближе друг к другу, Элджи изнывал от нетерпения.
— Августус, читай же.
Августус обвел всех сдержанным взглядом, прокашлялся, потом склонился над пергаментом, и принялся читать немного нараспев:

«Тогда Салазар Слизерин заточил Гнев свой в Комнате Тайн, скрепив вход четырьмя печатями непокорности.
— Никто не посмеет тронуть их, покуда за дверьми заточен Ужас. Но минет десять поколений прежде, чем родится Тот, что осиротеет при живом родителе, Тот, что черен, как смоль, и бел, как снег, Тот, чей путь – конец и начало. По Его велению первую печать сорвет отец отчаянный, вторую – сестра добрейшая, третью – дочь мудрая. Сам Он Словом своим разрушит четвертую печать и освободит Гнев мой, и Я нареку Его Наследником. Так сказал Я, и так будет».

Трактат «О чистокровности волшебников»
Раздел «Мифы и легенды»
Очерк «Проклятие Салазара Слизерина»

В ванной воцарилась гробовая тишина. Том замедленно выпрямился, сквозь легкую рубашку почувствовал холод кафельных плит, к которым незаметно для самого себя прислонился спиной. Этот холод настырно проникал внутрь, беззастенчиво обволакивал колотящееся сердце.
____________________________________
* Ньют Слайм (декан Слизерина) – slime (англ.) – слизь, липкая грязь. Умоляю, только не сравнивайте Слайма со Снейпом. Совершенно разные личности, потом сами в этом убедитесь… если еще не убедились.
** Миссис Лайбрериан – librarian (англ.) – библиотекарь.

☺ ГЛАВА 7: СТАТУИ ОСНОВАТЕЛЕЙ ХОГВАРТСА ☺


Том поморщился, надоедливый солнечный лучик всерьез вознамерился поднять его с постели. Он сладко зевнул, наслаждаясь полудремой, когда в сознании промелькнуло воспоминание о вчерашних событиях, Том едва не застонал в голос. До самого вечера Антонин и Элджи наперебой обсуждали пророчество, предлагали свои варианты трактовок, тех, кто должен снять три печати, более того – предполагали, кто такой Наследник, и вообще в чем его предназначение. Августус усердно старался делать вид, что ему все равно, но Том замечал на его лице некую задумчивость и даже рассеянность, которой не было прежде.
Том отмалчивался и постоянно думал, поскольку решительно не знал, что делать. Он так и не осмелился рассказать друзьям о том, что Салазар Слизерин является его предком, ведь тогда придется рассказать и о Крестной, и о приюте, и об отце… а этого Том хотел меньше всего на свете.
В голове занудно свербели слова пророчества Слизерина, которое он многократно перечел перед сном. «Тот, что осиротеет при живом родителе». Неполные двенадцать лет, что прожил в приюте, Том часто сталкивался с нежеланием сестер-наставниц распространяться о прежних семьях сирот. Этот негласный закон приюта «Сент-Кросс» выполнялся всеми неукоснительно, потому-то Том никогда и не спрашивал о своих родителях. Лишь однажды усталый и потерявший бдительность отец Клемент проронил несколько скупых фраз, из которых Том заключил, что мать его умерла при родах, но успела дать ему имя и фамилию отца.
В тот же день когда узнал, что он волшебник, Том сознательно отыскал в фолианте «Родословные волшебников сквозь века: самодополняющееся пособие» и свое имя, и имена родителей. Тогда же он понял, что отец жив и здоров, поскольку напротив имени отсутствовала дата смерти. И в голове сразу же возникло множество вопросов, на которые Том не мог найти ответов. Но лишь когда оказался невольным свидетелем разговора Крестной и тети Дотти, Том понял по какой причине отец за столько лет ни разу не вспомнил о нем. Признаваться в этом Том не желал даже самому себе, и уж тем более друзьям…
Том по привычке проснулся до того, как встало солнце, покормил Корникса и вновь вернулся в постель. Он старательно делал вид, что спит, когда проснулся Румор, через некоторое время закопошились и Антонин с Элджи, затем все куда-то ушли, в спальне вновь стало тихо. Том с сожалением выполз из постели, бросил злой взгляд на проснувшееся солнце, отправился чистить зубы. До завтрака было достаточно времени, потому он не стал будить мирно сопящего Августуса.
Уже в ванной Том поднял взгляд к зеркалу над раковиной, пытливо всмотрелся в свое отражение. «Тот, что черен, как смоль, и бел, как снег». Он коснулся кончиками пальцев своей щеки, его кожа всегда была такой бледной, сестра Маргарет говорила, что все зимние дети выглядят так болезненно. Том поморщился, нервным движением пригладил растрепанные спросонок черные, как деготь, волосы.
Когда он вернулся в спальню, Августус, сонный и растрепанный, неверными движениями пытался заправить постель. Том, не желая ни о чем разговаривать, поспешно переоделся в повседневную мантию, запихнул школьные принадлежности в распухшую сумку, торопливым шагом направился к двери.
— Августус, я подожду тебя в гостиной.
В Общей гостиной хватало других учеников, но к счастью знакомые лица не попадались, и с разговорами никто не лез. Том плюхнулся в кресло перед камином, немигающим взглядом уставился на большой портрет тут же на стене. На портрете во весь рост был изображен убеленный сединами чародей в темно-зеленой мантии и старомодном берете с пером. Вид у него был настолько заносчивый, что во всем замке вряд ли нашел бы себе достойного собеседника, потому-то волшебник деловито карябал пером длинный пергаментный лист. Лишь однажды он оторвался от бумаг, скользнул раздраженным взглядом по шумным слизеринцам, на миг Тому показался странно знакомым взгляд пронзительных серых глаз, затем чародей отвернулся, и ощущение это растаяло.
Рядом с креслом, в котором сидел Том, возник Сенектус, обратился с невозмутимым видом:
— Том, можно тебя на минутку?
Сенектус повел его наверх, к удивлению Тома, пригласил войти в одну из спален старшекурсников. Сенектус выудил из угла комнаты два низких табурета, один обходительно предложил Тому. Том благодарно кивнул и сел, внутри возрастало волнение, потому заговорил первым.
— Ты хотел поговорить о проклятии Сли…
— Говори тише, – прервал Сенектус нервно, оглядел спальню так, словно она была до отказа забита подозрительными незнакомцами, продолжил приглушенно: – Я, разумеется, понимаю, что все это чертовски интересно: таинственная надпись, что проявляется почти через тысячу лет, Великий волшебник прошлого… Но ты должен понимать – такие пророчества таят в себе скрытую угрозу, Том.
— Почему?
Сенектус вновь огляделся, произнес с нажимом:
— Потому что это пророчество. Ты знаешь, в чем первый закон любого пророчества?
— Нет.
— Они являются лишь тем, кому предназначены, – терпеливо объяснил Сенектус.
Том невольно отпрянул.
— Нам с Элджи?
— Я в начале тоже так подумал, но ведь пророчество записано в тетради, которая принадлежит тебе, а не Элджи…
— Нет, вовсе не мне, – поспешил возразить Том, на миг мелькнула радостная мысль, что произошла ошибка, и все возможно исправить. – Тетрадь обронил старик в Косом переулке. Она принадлежит ему.
— Это уже неважно, – отмахнулся Сенектус. – Она должна была попасть к тебе. Пусть бы ее принес аист или пингвин, но тетрадь непременно оказалась бы у тебя ровно в то время, в которое необходимо. Так что тетрадь теперь твоя, а значит и пророчество предназначено для тебя. Не для Элджи и не для меня.
Том оцепенело замер, недоуменно хлопал глазами.
— И что же…
Сенектус вздохнул, вынужденно отвел взгляд, было видно, что ему тяжело говорить. Том и сам предпочел, чтобы никогда не было этого непонятного разговора. Сенектус нервозно хрустнул суставами пальцев, попытался изобразить нечто напоминающее дружелюбную улыбку, вышло неловко, поскольку глаза оставались серьезными, даже обеспокоенными.
— Знаешь, я сразу тебя заметил. Еще в зоомагазине заметил, как ты говорил со змеей, но притворился, что ничего не происходит… пока Элджи все не испортил. Даже когда мы встретились в поезде, я все не хотел верить в очевидное. Потом напрасно надеялся, что ты попадешь на другой факультет… но тут нечто большее, чем мои желания. То, что не в моих силах исправить. Если кто и может все изменить то это ты.
— Исправить? – переспросил Том. Он не понимал, что и зачем нужно исправлять, ведь еще ничего не произошло. – Как?
— Забыть, – настаивал Сенектус. – Забыть о пророчестве, и как можно скорее избавиться от тетради. Зря я вчера отдал ее тебе, ведь теперь в курсе дела Руквуд и Долохов? Не отвечай. Разумеется, это так, и уже не изменишь. Но тетрадь не должны видеть другие ученики, а уж тем более профессора. Поверь, это грозит всем нам немалыми бедами…
Том уходил от Сенектуса с тяжелым сердцем, в мозгу, словно черви-древоточцы, зудели слова предупреждения.
— Ты где был? – спросил Августус, уже поджидавший его в Общей гостиной.
Том лишь неопределенно махнул рукой, говорить было трудно.
— Пустяки.
Августус посмотрел с подозрением, но переспрашивать не стал. В полном молчании они поднялись в Большой зал, и лишь за завтраком Августус спросил неожиданно:
— А где Антонин и Элджи?
Том оторвал взгляд от яичницы, рассеяно оглядел стол, пожал плечами.
— Не знаю, они проснулись очень рано, потом куда-то ушли.
Августус, по-видимому, не собирался оставлять это на самотек, даже дерзнул обратиться к О’Бэксли, что сидел неподалеку.
— Румор, ты Антонина не видел?
— Видел, – обрадовался новому собеседнику Румор, – он с Элджи отправился в библиотеку.
— Кто? – опешил Августус. – Антонин? В библиотеку? Ты ничего не путаешь?
— Нет. Он мне сам сказал…
— Ну, если сам, – многозначительно протянул Августус, – тогда ладно.
Том наклонился к Августусу, чтобы не услышал О’Бэксли, спросил полушепотом:
— Думаешь, Антонин соврал Румору.
— Даже не знаю, – ответил Августус тоже шепотом. – По идее должен был соврать. Во-первых, это же О’Бэксли, ему противопоказано говорить правду. Во-вторых, Долохов в первый же день занятий в библиотеке – явление крайне редкое, если быть точнее, то из разряда утопий. Слова О’Бэксли звучат неубедительно, но есть одна загвоздка…
— Какая?
— Элджи. Антонин никогда не взял бы его в сомнительное место. Так что до окончания завтрака можем не беспокоиться – стены Хогвартса не рухнут.
Однако Антонин и Элджи на завтрак не пришли, и это не на шутку обеспокоило Августуса. Лишь когда до начала урока оставалось несколько минут, в кабинет трансфигурации влетел Антонин, а за ним и Элджи. Они сели на последней парте, поскольку первые уже оказались заняты. Августус бросил на них подозрительный взгляд, на что Антонин лишь виновато пожал плечами, а Элджи тем временем спешно вытряхивал из школьной сумки тетради.
— Где они пропадали? – изнывал от любопытства Августус.
Том сделал вид, что его это не касается, невозмутимо старался не пропустить ни слова профессора Свитча. Коренастый среднего роста волшебник с округлым брюшком, которое перевесилось через широкий кожаный пояс, с живостью рассказывал ученикам о предмете трансфигурации. Седая аккуратно остриженная борода, что обрамляла упитанные щеки, при этом забавно топорщилась, а черные глаза весело поблескивали из-под мохнатых бровей.
— Если вы будете прилежны и усердны в изучении трансфигурации, то сможете добиться немалого мастерства. На высшей ступени волшебник, в совершенстве владеющий этим искусством, может развить анимагические способности. Кто-нибудь знает, кто такие анимаги? Будьте добры, поделитесь знаниями с присутствующими. Ну же смелее… Мистер Ингл, прошу.
Из когтевранцев поднялся Эмулус, деловито поправил очки, выдержал некоторую паузу, только затем ответил:
— Само слово «анимаг», или «анимагус», произошло от слияния латинского корня «animal», что означает – «животное», и персидского «magus», то есть – «владеющий магией». Анимагом, как правило, принято называть чародея или ведьму, который способен трансформироваться в какое-либо животное. Явление это крайне редкое, поскольку не каждый волшебник обладает таким талантом. Волшебник не в силах выбрать анимагическую форму по своему вкусу, обычно это происходит спонтанно, но внешне животное всегда носит черты присущие его человеческому обличию. Пытаться самостоятельно стать анимагом чревато неблагоприятными, а порой и весьма плачевными, последствиями. В связи с этим все анимаги состоят на учете в Министерстве Магии. В настоящее время зарегистрировано четверо анимагов, в архивах Министерства хранятся подробные описания внешности их анимагических животных. Если желаете, профессор, я могу перечислить этих волшебников поименно?
Августус фыркнул презрительно.
— Нет, не стоит, мистер Ингл. Садитесь, – возразил профессор Свитч терпеливо. – За ваши знания факультет Когтевран получает пять очков… Мистер Руквуд, вы хотели что-то добавить к пояснениям вашего товарища.
— Нет, сэр. Более исчерпывающего ответа и быть не может, – произнес Августус с каменным выражением лица, а полушепотом, так что слышал только Том, добавил, – …и вообще он мне не товарищ.
Том бросил осторожный взгляд на Эмулуса.
— Откуда он это знает? В книгах за первый курс я не встречал слова «анимаг»…
— Его там и нет. Мы станем изучать анимагов только на шестом-седьмом курсе, – поморщился Августус недовольно. – Не люблю таких как Ингл, они слишком задаются, думают, будто самые умные. Самое противное, что другим это нравится.
Том удивленно приподнял брови, вновь обернулся. С Эмулусом за одной партой сидела Лацивия, и это, по-видимому, раздражало Августуса намного больше, нежели первые очки, что присудили Когтеврану, а не Слизерину.
Первый урок прошел увлекательно, Том с восхищением наблюдал, как профессор Свитч ловко трансфигурировал в разных животных предметы на своем столе. Стопка книг и несколько свертков пергамента стали гусыней, стеклянная чернильница превратилась в мохнатого паука, а маленькие кусочки мела обернулись жуками, которых профессор Свитч, к ликованию учеников, смог усмирить лишь к концу урока.
Августус проявил меньше интереса к уроку, постоянно оглядывался на Антонина, Том отказывался понимать такое пренебрежительное отношение к волшебству. Когда прозвонил главный колокол, Августус в мгновение сорвался с места, вслед за Антонином и Элджи выбежал из кабинета.
— Ну и где вы пропадали?
— В библиотеке, – ответил Антонин коротко. Вид у него был весьма довольный, даже несмотря на то, что пропустил завтрак.
— Ну, мне-то хоть не ври, – возмутился Августус, добавил полушепотом: – То, что О’Бэксли так сказал, молодец конечно. Ну, а если на чистоту?
Антонин обезоруживающе улыбнулся.
— А я и так честен.
— Ну и что вы делали в библиотеке, позволь спросить? – сдался Августус.
— Сначала ждали мадам Лайбрериан. Я же не знал, что библиотека открывается за несколько минут до начала завтрака. Потом попросили ее помочь найти книги, связанные с пророчествами…
— Так вот зачем вы туда отправились, – протянул Том с неприятным предчувствием.
Физиономия Антонина вытянулась от удивления.
— А зачем же еще? Так вот оказывается, что мадам Лайбрериан знает все книги в библиотеке наизусть. Представляете? Она без труда отыскала для нас несколько томов по расшифровке и толкованию предсказаний. От себя замечу, что читать учебники нудное и неблагодарное дело. Половину ни я, ни Элджи даже не смогли перевести на понятный английский язык, но кое-что дельное успели начеркать в блокнот, а потом рванули сюда. Едва успели до начала урока.
— И что же вы успели начеркать? – поинтересовался Августус.
Том жестом прервал следующую реплику Антонина, спросил сурово:
— А вы уверены, что вообще стоит заниматься этим пророчеством?
— То есть как? – опешил Антонин, обменялся взглядами с Августусом и Элджи. – Разве тебе не интересно узнать, что за всем этим кроется?
— Нет, – ответил Том твердо. – Откуда вам знать, что пророчество – не шутка озлобленного старика? Быть может, Слизерин хотел отомстить другим основателям Хогвартса, а для мести выбрал безобидную книжонку с проявляющейся записью. Стоило ей попасть в Общую гостиную нашего факультета, как на странице проявлялись слова пророчества.
— И что в этом плохого? – не унимался Элджи.
— А то, что Слизерин наверняка предусмотрел, что найдутся такие вот глупые первокурсники, которые очертя голову полезут в неприятности. Мне помнится, в пророчестве было что-то про Гнев и заточенный Ужас, который ждет часа освобождения. Если вас это не наводит на определенные мысли, то я умываю руки. К тому же Сенектус сказал…
— Ах, Сенектус, – перебил Августус разоблачающим тоном. – Ты сам-то себе веришь, Том?
— Не знаю, – признался Том с неохотой. – Но у меня недоброе предчувствие.
— Да врет оно твое предчувствие! – не сдержался Антонин, но Августус зашикал, и он заговорил тише. – Мы не нарушаем никаких школьных правил. Чего нам бояться?
Том упрямо наклонил голову, продолжал настаивать:
— Можно подумать, что самое плохое, что может с нами случиться, – это потеря баллов или отработка.
Антонин всплеснул руками, лицо его стало приобретать багровый оттенок.
— А что еще? Комнатой пыток уже давно никто не пользовался, теперь это не модно. На костре нас тоже не сожгут, хотя бы потому, что мы несовершеннолетние.
— Но могут исключить из школы…
— Тогда действовать нужно так, чтобы никто из преподавателей не узнал, – заметил Августус разумно.
Далекий звон колокола возвестил о начале следующего урока, Том бессильно махнул рукой.
— Делайте, как знаете.
Второй урок трансфигурации Том просидел как на иголках. Августус негромко, чтобы не услышали посторонние, пытался его переубедить, доводы были рассудительными и вескими, но что-то мешало Тому согласиться с ними. То, что обычно мешает маленьким детям в тайне от взрослых таскать из вазочки конфеты, которые настрого запретили трогать до обеда.
Даже когда профессор Свитч продиктовал им под запись длинную фразу на латыни, а затем велел превратить марку в лепесток розы, Том витал в своих мыслях, машинально махал волшебной палочкой. Он опомнился лишь, когда Августус ткнул в бок, с завистью кивнул на его марку, что теперь стала розовым лепестком, только прямоугольной формы с волнистыми краями. У некоторых учеников, у Ингла в том числе, марки тоже видоизменились, отдаленно напоминали лепестки. Августус никак не мог сосредоточится, у Элджи так тряслись руки, что неловко смахнул марку со стола, и оставшееся время провел на корточках в ее поисках. Антонин долго корпел над заданием, вконец измучавшись, облизнул оборотную сторону марки, со злым удовлетворением налепил ее на парту. К счастью профессор Свитч не заметил этого, похвалил всех, у кого хоть как-то изменилась марка, и наградил пятью очками. Том был в числе отличившихся.
За обедом Антонин выложил блокнот со своими каракулями, в промежутках между поглощением супа принялся объяснять:
— Где же это было? Ах, вот… первое, что надо запомнить о пророчествах и прорицаниях, – их не следует понимать буквально. Еще большинство пророчеств связано с какими-то предметами или вещами, даже если в них… как и в нашем случае!.. фигурируют неизвестные личности. Ну-ка прочтите пророчество еще раз… тут же все понятно: “отчаянный” – это Годрик Гриффиндор, “добрейшая” – Пенелопа Пуффендуй, а “мудрая” естественно Кандида Когтевран. Помните нашу вчерашнюю прогулку по Хогвартсу? Так вот мы с Элджи сразу же вспомнили о статуях Основателей. По дороге в библиотеку мы как раз пробегали мимо Когтевран. Что скажешь, Том?
Том неопределенно пожал плечами.
— Вполне возможно.
— Так значит, нам нужно внимательно осмотреть эти статуи? – уточнил Августус.
— Выходит, что так.
Антонин восхищенно разглядывал листок с предсказанием, в темно-карих глазах горел азарт.
— Это становится все интересней и интересней, клянусь шевелюрой деда.
Августус подозрительно покосился на друга.
— Антонин, он же почти лысый.
— Это по линии матери, – рявкнул оскорбленный Антонин. – А по отцовской линии у деда такие волосы… такие волосы, что у расчесок зубья ломаются.
Августус принял невозмутимый вид, словно невзначай заметил:
— До начала следующего урока есть время, может осмотреть статуи прямо сейчас?
Том оглядел друзей, в задумчивости почесал подбородок.
— Хорошо. Только разделимся, а потом встретимся у лестниц, ведущих на третий этаж. Августус ты к статуе Пуффендуй, Антонин – к Когтевран, я осмотрю Гриффиндора.
— А я? – вклинился Элджи. – Я тоже хочу.
Прежде, чем Том успел что-либо ответить, места Антонина и Августуса опустели, лишь две школьные мантии мелькнули и растворились толпе.
— Удачи в поисках!.. – бросил напоследок Антонин.
Том замедленно перевел взгляд на Элджи, хмурые коричневые глаза встретились с доверчивыми голубыми. Том глубоко вздохнул, предпринял последнюю попытку избавиться от неловкого помощника.
— Может, ты лучше уроками займешься?
— Не-а, – замотал головой Элджи. – Я еще успею. Мне Сенектус обещал помочь.
Том снова вздохнул, не говоря ни слова, направился к выходу из Большого зала, позади догоняли торопливые шаги Элджи. Еще во время экскурсии с Сенектусом Том запомнил расположение статуй Основателей Хогвартса. Так получилось, что Сенектус останавливался возле каждой, сопровождал это подробным рассказом. Так вот статуя Гриффиндора располагалась в соседнем от Большого зала коридоре слева от живописного арочного окна.
После того как убедился, что рядом нет посторонних, Том обратился строгим тоном к Элджи.
— Так, теперь слушай внимательно, пока я осматриваю статую, ты следишь за коридором. Как только кто-нибудь появится, ты меня предупредишь. Понял?
Элджи с готовностью кивнул.
— Понял.
Том с сомнением посмотрел в ясные, не отягощенные умом, глаза, странное ощущение подсказывало, что он еще пожалеет о таком помощнике. Том вздохнул глубже, с шумом выдохнул, приблизился к статуе. Возле ног Гриффиндора в величественной позе замер лев, немигающий взгляд уставился в пространство. Том скрупулезно осмотрел каждый дюйм тела льва, ощупал волнистую гриву, затем вскарабкался выше, на складках мантии и мече в руках Гриффиндора тоже не оказалось ни движущихся деталей, ни полустертых надписей. Том принялся исследовать голени сапог, когда сзади заголосило:
— Том, идут!!!
От неожиданности Том выпрямился, затылок со всего размаху налетел на бронзовую длань Гриффиндора. В голове дико загудело, словно разом ударили в десятки гонгов, количество картин на стенах умножилось, они закружились, принялись меняться местами. Том сполз с бронзового льва, опираясь о стену, попытался выпрямиться, но его штормило, как бумажный кораблик.
Не в силах совладать с головокружением, Том присел у статуи – будь, что будет, – спросил обессилено:
— И кто там?
— Августус и Антонин, – сообщил Элджи радостно.
— Элджи, – простонал Том, голова раскалывалась на тысячи кусочков, – клянусь Слизерином, оклемаюсь, дам в ухо. Вот только решу, которому из двух.
Элджи смотрел с непониманием, часто хлопал густыми ресницами.
— За что? Я… я же честно… Ты сам просил, предупредить.
— Сам, – согласился Том нехотя. – А где ты видел слизеринца, чтобы правду говорил?
Элджи призадумался, даже затылок почесал, чтобы мысли живее шевелились. От этого и без того лохматые кудряшки забавно взъерошились. Том чертыхнулся, сжимая руками голову, подсказал обозлено:
— В зеркале.
Через несколько секунд к ним подошел раздосадованный Антонин, следом шел Августус, который тотчас насторожился, заметив присевшего у стены друга.
— Том, ты чего?
— Отдыхаю… после обеда, – буркнул Том, перевел тему разговора: – Нашли что-нибудь?
Антонин лишь скривил недовольную, словно попробовал на вкус нечто совсем несъедобное, гримасу, Августус отрицательно покачал головой.
— А вы?
— Нет, – вздохнул Том, с усилием поднялся. – Наверно не там ищем.
— А что мы ищем? – полюбопытствовал Элджи.
Раньше Тому не приходилось никого бить, теперь же пальцы сами сжались в кулак. Он набычился, ноздри угрожающе раздулись, не сводя взбешенного взгляда с Элджи, неторопливо закатал рукав. Антонин вовремя перехватил его кулак, погладил по спине успокаивающе.
— Том, ты чего? Убогих не бьют. Может, и наш на что-нибудь сгодится.
Том тряхнул головой, с трудом разомкнул губы:
— Ага, на растопку камина. Дуб всегда хорошо горит.
— А ведь Элджи прав, – отметил Августус. – Мы сами не знаем, что ищем.
— Мы ищем подсказки, – заупрямился Том.
— Да, но как они выглядят? Может быть, они на виду, а мы не замечаем.
— Найдем – узнаем!.. Пора на зельеварение. Еще опоздать не хватало.
И все же они опаздывали. Элджи угораздило наступить на одну из ступенек-ловушек, отчего лестница передвинулась в другом направлении, а обиженная ступенька принялась вопить дурным голосом, что никто-то ее не понимает, только ботинками пыльными топчут. Антонин решительно подхватил за шкирку Элджи, который присел на корточки, чтобы попросить прощения у визжащей ступеньки, поволок вслед за Августусом и Томом.
— Теперь придется сделать круг, – поставил их в известность Августус. – Давайте бегом за мной.
Уже у самой двери в кабинет зельеварения мальчики остановились, чтобы перевести дух, по правде – никто не хотел входить первым. Антонин обвел друзей недоумевающим взглядом, хмыкнул, настойчиво постучал в дверь.
— Войдите, – послышался оживленный голос. – Опоздать в первый же день, изумительно!
Мальчики ввалились в кабинет, неуверенно замерли на пороге. Ученики Слизерина Пуффендуя прилежно расселись по местам, в проходе между рядами столов замер рослый волшебник с громадной копной рыжеватых волос и такой же бородой, озорные голубые глаза в ожидании смотрели на опоздавших.
— Ну что же вы? – улыбнулся волшебник. – Занимайте свободные места, пока еще кто-нибудь не пожаловал.
Свободных столов и впрямь осталось не так уж много. Августус и Антонин направились в начало первого ряда, Том и Элджи заняли третий стол на другом ряду, сразу перед пуффендуйками.
— Кто он? – кивнул Антонин на рыжеволосого волшебника.
— Профессор Дамблдор, – ответил Августус, от себя добавил: – Говорят, что он немного… странный.
— Брешут, – с уверенностью заявил Антонин. – Чего в нем странного? Взгляни: две руки, две ноги, одна голова. Всё как у всех.
Августус не нашелся, что ответить на такое возражение, потому многозначительно промолчал.